Чума - [30]
He and his colleagues were acquainted with the facts. | Врачам и так известно положение в городе. |
The only question was what measures should be adopted. | Главное, пора уяснить себе, какие меры следует принять. |
"The question," old Castel cut in almost rudely, "is to know whether it's plague or not." | - Главное, - грубо перебил Ришара старик Кастель, главное, уяснить себе - чума это или нет. |
Two or three of the doctors present protested. | Кто-то из врачей изумленно ахнул. |
The others seemed to hesitate. | Остальные, видимо, колебались. |
The Prefect gave a start and hurriedly glanced toward the door to make sure it had prevented this outrageous remark from being overheard in the corridor. | А префект даже подскочил на стуле и машинально оглянулся на дверь, как бы желая удостовериться, что это невероятное сообщение не просочилось в коридор. |
Richard said that in his opinion the great thing was not to take an alarmist view. All that could be said at present was that we had to deal with a special type of fever, with inguinal complications; in medical science, as in daily life, it was unwise to jump to conclusions. | Ришар заявил, что, по его мнению, не следует поддаваться панике: речь идет о лихорадке, правда осложненной воспалением паховых желез, это все, что можно сказать в данный момент; а в науке, как и в жизни, гипотезы всегда опасны. |
Old Castel, who was placidly chewing his draggled yellow mustache, raised his pale, bright eyes and gazed at Rieux. | Старик Кастель, спокойно покусывавший желтый от никотина кончик уса, вскинул на Риэ светлые глаза. |
Then, after sweeping the other members of the committee with a friendly glance, he said that he knew quite well that it was plague and, needless to say, he also knew that, were this to be officially admitted, the authorities would be compelled to take very drastic steps. | Потом благодушным взглядом обвел присутствующих и заметил, что, по его твердому убеждению, как раз это и есть чума. Но ежели признать этот факт официально, то придется принимать драконовские меры. |
This was, of course, the explanation of his colleagues' reluctance to face the facts and, if it would ease their minds, he was quite prepared to say it wasn't plague. | В сущности, он уверен, что именно это пугает его уважаемых коллег, а раз так, он ради их спокойствия охотно готов согласиться, что это не чума. |
The Prefect seemed ruffled and remarked that, in any case, this line of argument seemed to him unsound. | Префект нервно заерзал на стуле и сказал, что при всех условиях такие рассуждения неправильны. |
"The important thing," Castel replied, "isn't the soundness or otherwise of the argument, but for it to make you think." | - Важно не то, правильные или нет, важно, чтобы они заставили задуматься. |
Rieux, who had said nothing so far, was asked for his opinion. | Так как Риэ молчал, его попросили высказать свое мнение. |
"We are dealing," he said, "with a fever of a typhoidal nature, accompanied by vomiting and buboes. | - Речь идет о лихорадке тифозного характера, но сопровождаемой образованием бубонов и осложненной рвотами. |
I have incised these buboes and had the pus analyzed; our laboratory analyst believes he has identified the plague bacillus. | Я произвел надсечку бубонов. Таким образом я смог сделать анализы, и лаборатория предполагает, что обнаруженный ею микроб, очевидно, чумной. |
But I am bound to add that there are specific modifications that don't quite tally with the classical description of the plague bacillus." | Но ради полной объективности следует добавить, что найденный микроб имеет известные отклонения от классического описания чумного микроба. |
Richard pointed out that this justified a policy of wait-and-see; anyhow, it would be wise to await the statistical report on the series of analyses that had been going on for several days. | Ришар подчеркнул, что именно это обстоятельство и должно насторожить врачей, что необходимо поэтому дождаться результатов целой серии анализов, благо они производятся уже несколько дней. |
"When a microbe," Rieux said, "after a short intermission can quadruple in three days' time the volume of the spleen, can swell the mesenteric ganglia to the size of an orange and give them the consistency of gruel, a policy of wait-and-see is, to say the least of it, unwise. | - Раз микроб способен в течение трех суток в четыре раза увеличить объем селезенки, - после короткой паузы заговорил Риэ, - провоцировать воспаление лимфатических желез брыжейки, причем они достигают размера апельсина и наполнены кашеобразной материей, тут, по-моему, не может быть места для колебаний. |
The foci of infection are steadily extending. | Очаги заразы непрестанно множатся. |
Judging by the rapidity with which the disease is spreading, it may well, unless we can stop it, kill off half the town before two months are out. | Если не остановить болезнь, принявшую такие размеры, она вполне способна убить половину города в течение двух, а то и меньше месяцев. |
That being so, it has small importance whether you call it plague or some rare kind of fever. | И стало быть, не так уж важно, как вы будете величать эту болезнь - чумой или лихорадкой. |
«Миф о Сизифе» — философское эссе, в котором автор представляет бессмысленный и бесконечный труд Сизифа как метафору современного общества. Зачем мы работаем каждый день? Кому это нужно? Ежедневный поход на службу — такая же по существу абсурдная работа, как и постоянная попытка поднять камень на гору, с которой он все равно скатится вниз.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Падение» — произведение позднего Камю, отразившее существенные особенности его творческой эволюции. Повесть представляет собой исповедь «ложного пророка», человека умного, но бесчестного, пытающегося собственный нравственный проступок оправдать всеобщей, по его убеждению, низостью и порочностью. Его главная забота — оправдать себя, а главное качество, неспособность любить. В «Падении» Камю учиняет расправу над собственным мировоззрением.Впервые на русском языке повесть опубликована в 1969 году в журнале «Новый мир».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В первый том сочинений А.Камю вошли ранее публиковавшиеся произведения, а также впервые переведенная ранняя эссеистика и отдельные эссе из сборников «Изнанка и лицо», «Брачный пир».
«В Верхней Швабии еще до сего дня стоят стены замка Гогенцоллернов, который некогда был самым величественным в стране. Он поднимается на круглой крутой горе, и с его отвесной высоты широко и далеко видна страна. Но так же далеко и даже еще много дальше, чем можно видеть отовсюду в стране этот замок, сделался страшен смелый род Цоллернов, и имена их знали и чтили во всех немецких землях. Много веков тому назад, когда, я думаю, порох еще не был изобретен, на этой твердыне жил один Цоллерн, который по своей натуре был очень странным человеком…».
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.