Чукотан - [2]
Про эту медведицу отец говорил: «Отняли в прошлом году у нее медвежат. Теперь жди горя!»
Огромная Серая не могла заснуть, от бескормицы и горя перла напролом через загородки и оленьи кормушки, дразня собак, цепляя боками яранги, мимо Кагыргына-Онандыря – к заливу Креста. Там было теплей, можно было запросто найти дохлого тюленя или сунуться за рыбой в ледяной продух, оставленный для моржей…
То, что Выкван пересек медвежью тропу, грозило ему неминучей смертью. Вдруг он понял: это расстрелянные и «приссидатель» Мандрик, которого Выкван не любил, потому что тот днями и ночами держал взаперти в председательском доме шибко красивую Ёлку-Ленку, это они, убитые, крепко выручили его!
Медвежий дых
На безотложном расстреле арестованных настоял полковник Струков.
Было это еще утром. Теперь, увидав: после первых четырех выстрелов никто не упал, Струков, надсаживая горло, выхаркнул: «Стреляй! Пли»!
Правда, сам стрелять не стал.
Еще с десяток разрозненных выстрелов, и четверо конвоируемых, не успев обернуться к стрелявшим, начали медленно, словно бы отдельными частями тела, как это бывает при сильном морозе, падать.
Первым стал опускаться на лед председатель Анадырского ревкома Мандриков, до установления красной власти скрывавшийся под фамилией Безруков. Разрывающая боль в спине резко развернула его, Мандриков судорожно дернул свободным от веревки правым плечом, и с руки его наполовину съехала оленья варежка.
Позади, на берегу, пламя жадно и скоро дожирало нежилую ярангу, доверху набитую лучшим северным топливом – оленьим кизяком. Мандрикову показалось: он слышит запах навоза. В носу приятно засвербело, защекотало. Однако раздирающая боль в спине тут же запах рассеяла, лица конвоиров окрасились багрецом, потом покрылись черно-зеленой гнилью. Падая, предревкома собрал было силы, чтобы крикнуть: «Я до вас, сволочей, все равно достигну», но, получив еще одну пулю, теперь уже под левую лопатку, рухнул замертво, лицом вниз, увлекая за собой связанного с ним узластым линьком живого товарища. Конвойные подошли, выстрелили сперва в того, кто был прикручен к Мандрикову, потом занялись самим председателем, всласть попинав мертвого ногами.
Яранга с кизяком – как случается перед полным угасанием – на миг полыхнула сильней. Ближний конвойный нагнулся:
– Гляди-ко ты… персцень! Вот кабы сдернуць!
Визгливый голос, бульканье горлом, долгое с присвистом дыхание меж слов…
– Не положено.
– Так он, етот Безруков… Или как его взаправду… Мандриков… он душегубец ведь!
– Все одно, не положено. Слышь? Натяни ему варежку, Флюс. Кому говорю – не положено!
– А как не нацяну? Нахер ему, мертвому, варежка? А персцень дорогой, вижу… Продадим – поровну поделим!..
– Мертвых обирать не положено. Не трожь перстень, контра! Пошли отсэда!
– Да цихо ты. Я, етто самое… Я солдат армии Колчака… Верховного правителя России… Смекаешь, чем пахнет, Росомаха?
– Знаем мы вас, «колчаков»: брешешь, как пес. Не солдат, милицай-полицай ты! Полковнику Струкову прислужничал… Тьфу на твою службу! Что Мандрик охмуряло и вор – мож, оно и так. Только не ты, а новый ревком про Мандрика все как есть разбирать будет… А тебя недаром Флюсом прозвали. Ишь, расперло! И воняешь – за версту слышно. Ничего. Скоро ты у нас сам снег носом клевать станешь. Шевелись, контра, застрелю!
Четыре чуть сгорбленных силуэта – два впереди, один немного сзади и последний, далеко отставший, похожий в долгополой шинели на игрушечную пирамидку рядовой Нищук по прозвищу Флюс, – были минуту-другую еще видны, но мало-помалу в желтовато-серой, черной по краям мути пропали.
Пожар утихал, распадался на угольки. Огромная Серая, мало похожая на медведя бурого, зато имевшая все признаки медведицы белой, осмелела. И здесь мальчик-охотник, слушавший каждое ее движение, но на время потерявший местоположение зверя, увидел медвежий дых.
В отсветах дотлевающей яранги грязно-розовым продолговатым лепестком слетело с медвежьих губ и вмиг заледенело морозное облачко. Облачко – легкое, прозрачное – скоро пропало. И тогда Огромная Серая, превосходящая силой и смекалкой всех своих сородичей, как бурых, так и белых, выпустила долго сдерживаемое дыхание еще – раз, другой, третий… Выкван знал: крупней и умней помеси бурого с белым – один только пещерный медведь кочатко. Но его Выкван никогда не видел. Может, потому что боялся увидеть это чудище, о котором вечерами рассказывали старшие, а среди сверстников не раз хвастался дружок его, Мэмыл. Мэмыл был трусоват и поэтому многое выдумывал. И про то, что видел здесь, неподалеку, короткомордого, выше яранги и шире моржа пещерного медведя, Мэмыл, поплескивая себя ладошкой по мясистым, блестящим от жира губам, тоже, конечно, врал напропалую!..
Продолговатые облачка унеслись, а Выкван все смотрел им вслед. Ему казалось: в этих набитых огоньками и приятными скруглениями облачках вдруг обозначились юркие медвежата, еще какие-то фигурки…
Выквану было десять лет, и на медведя охотиться ему было еще шибко рано. Медвежий дых на морозе он видел впервые. Не испугавшись, но и не обрадовавшись новому знанию, он на всяк про всяк стал отползать назад. Медведица ползущего услыхала, журчливо рыкнула. Чуко задержал дыхание – медведица прошла мимо. Она торопилась ступить на речной лед, торопилась к распластавшимся на нем двуногим, еще согреваемым током собственной крови!
История музыкальной культуры России в рассказах о великих композиторах: Глинке, Мусоргском, Чайковском, Стравинском и других.Для старшего школьного возраста.Рекомендовано Министерством общего и профессионального образования РФ для дополнительного образования.Книги серии История России издательства «Белый город» признаны лучшими книгами 2000 года.
Российский подданный, авантюрист и прожектер Иван Тревога, задумавший основать на острове Борнео Офирское царство, по приказу Екатерины II помещен в Смирительный дом. Там он учит скворца человеческой речи. Вскоре Тревоге удается переправить птицу в Москву, к загадочной расселине времен, находящейся в знаменитом Голосовом овраге. В нем на долгие годы пропадали, а потом, через десятки и даже сотни лет, вновь появлялись как отдельные люди, так и целые воинские подразделения. Оберсекретарь Тайной экспедиции Степан Иванович Шешковский посылает поймать выкрикивающего дерзости скворца.
«Романчик» Бориса Евсеева – это история любви, история времени, история взросления души. Студент и студентка музыкального института – песчинки в мире советской несвободы и партийно-педагогического цинизма. Запрещенные книги и неподцензурные рукописи, отнятая навсегда скрипка героя и слезы стукачей и сексотов, Москва и чудесный Новороссийский край – вот оси и координаты этой вещи.«Романчик» вошел в длинный список номинантов на премию «Букер – Открытая Россия» 2005.
Борис Евсеев — родился в 1951 г. в Херсоне. Учился в ГМПИ им. Гнесиных, на Высших литературных курсах. Автор поэтических книг “Сквозь восходящее пламя печали” (М., 1993), “Романс навыворот” (М., 1994) и “Шестикрыл” (Алма-Ата, 1995). Рассказы и повести печатались в журналах “Знамя”, “Континент”, “Москва”, “Согласие” и др. Живет в Подмосковье.
Это история о самом известном в мире российском композиторе, музыка которого отличается красочностью, романтичностью и необычайным мелодическим богатством. Книга предназначена для детей младшего и среднего школьного возраста.
Сегодня, в 2017 году, спустя столетие после штурма Зимнего и Московского восстания, Октябрьская революция по-прежнему вызывает споры. Была ли она неизбежна? Почему один период в истории великой российской державы уступил место другому лишь через кровь Гражданской войны? Каково влияние Октября на ход мировой истории? В этом сборнике, как и в книге «Семнадцать о Семнадцатом», писатели рассказывают об Октябре и его эхе в Одессе и на Чукотке, в Париже и архангельской деревне, сто лет назад и в наши дни.
Реальность — это то, что мы ощущаем. И как мы ощущаем — такова для нас реальность.
Я был примерным студентом, хорошим парнем из благополучной московской семьи. Плыл по течению в надежде на счастливое будущее, пока в один миг все не перевернулось с ног на голову. На пути к счастью мне пришлось отказаться от привычных взглядов и забыть давно вбитые в голову правила. Ведь, как известно, настоящее чувство не может быть загнано в рамки. Но, начав жить не по общепринятым нормам, я понял, как судьба поступает с теми, кто позволил себе стать свободным. Моя история о Москве, о любви, об искусстве и немного обо всех нас.
Сергей Носов – прозаик, драматург, автор шести романов, нескольких книг рассказов и эссе, а также оригинальных работ по психологии памятников; лауреат премии «Национальный бестселлер» (за роман «Фигурные скобки») и финалист «Большой книги» («Франсуаза, или Путь к леднику»). Новая книга «Построение квадрата на шестом уроке» приглашает взглянуть на нашу жизнь с четырех неожиданных сторон и узнать, почему опасно ночевать на комаровской даче Ахматовой, где купался Керенский, что происходит в голове шестиклассника Ромы и зачем автор этой книги залез на Александровскую колонну…
В городе появляется новое лицо: загадочный белый человек. Пейл Арсин — альбинос. Люди относятся к нему настороженно. Его появление совпадает с убийством девочки. В Приюте уже много лет не происходило ничего подобного, и Пейлу нужно убедить целый город, что цвет волос и кожи не делает человека преступником. Роман «Белый человек» — история о толерантности, отношении к меньшинствам и социальной справедливости. Категорически не рекомендуется впечатлительным читателям и любителям счастливых финалов.
Кто продал искромсанный холст за три миллиона фунтов? Кто использовал мертвых зайцев и живых койотов в качестве материала для своих перформансов? Кто нарушил покой жителей уральского города, устроив у них под окнами новую культурную столицу России? Не знаете? Послушайте, да вы вообще ничего не знаете о современном искусстве! Эта книга даст вам возможность ликвидировать столь досадный пробел. Титанические аферы, шизофренические проекты, картины ада, а также блестящая лекция о том, куда же за сто лет приплыл пароход современности, – в сатирической дьяволиаде, написанной очень серьезным профессором-филологом. А началось все с того, что ясным мартовским утром 2009 года в тихий город Прыжовск прибыл голубоглазый галерист Кондрат Евсеевич Синькин, а за ним потянулись и лучшие силы актуального искусства.