Чудские копи - [35]
– Пей, – проговорила она, и в незрячих глазах возникли светящиеся зеленые штрихи, отчего взгляд стал напоминать кошачий.
Балащук попытался сглотнуть ком – не получилось, впрочем как и подняться на ноги, из-за онемевших икроножных мышц...
– Ты кто? – Язык едва повернулся.
– Айдора.
И в этот миг он вспомнил имя той девочки, что откачала его память от смерти.
– Айдора! Айдора...
– Ты так и не вспомнил моего имени... Ты меня забыл.
– Нет... – чувствуя какую-то ядовитую беспомощность, проговорил он. – Я вспомнил... И думал о тебе!
– Пей, – повторила она ровным и бесстрастным голосом. – Напою тебя зельем, чтобы навсегда пробудить твою память.
Помимо своей воли он взял горячий стакан, поднес ко рту и в последний миг увидел свет в ее руке, испускаемый уже знакомым, в виде большого желтого блюда, светильником...
6
Шутов проснулся уже засветло и обнаружил, что остался один. Спал он на пенопластовой подстилке, заботливо укрытый одеялами. Несмотря ни на что, официанты поддерживали огонь и не убирали накрытого походного стола – значит, гулянка продолжалась. Повреждения на электроподстанции исправили, везде горел свет, и в первую минуту ничто не вызывало тревоги: Балащук отходил от костра часто, чтоб поговорить по телефону, обидчивый Алан вполне мог забрать гитару и уйти спать к сторожу в вагончик. Поэтому писатель велел налить водки, однако официант даже глазом не моргнул.
– Вам приказано подавать только газированную воду.
– Ты что? Это шутка была! Шуток не понимаешь?
Нехотя и как-то брезгливо, словно делая великое одолжение, он налил стаканчик, однако похмелиться Шутов не успел, ибо где-то за спиной послышалась знакомая мелодия звонящего мобильника шефа. В утренний час на Зеленой был полнейший штиль и гулкая, какая-то знобко-прозрачная тишина, и потому показалось, телефон звонит где-то рядом.
– Пошли их всех на хрен, Николаич! – не оборачиваясь, посоветовал он. – Давай выпьем!
И поскольку на звонок никто не отвечал, Шутов насторожился, встал на колени и огляделся. На освеченной заревом горе было пусто, если не считать официанта, который, как и положено, опять стоял в сторонке возле сервировочного столика.
– Тогда я иду к тебе! – Взял два стаканчика, бутылку у официанта и направился в сторону, откуда доносился звон мобильника.
Дошел до снежной линзы, и тут звук оборвался. Писатель оглядел пустынное рассветное пространство, выпил стопку, затем умылся снегом и, взбодрившись, хотел вернуться к костру, но вновь услышал телефон – где-то за льдистым языком прошлогоднего снега. Показалось, совсем близко, однако никого не было видно.
И только сейчас он встревожился, скорым шагом перешел линзу, полагая, что шеф напился и где-то упал – официанты не досмотрели, и теперь спит на голой и холодной земле. Он шел на звук, который слышался уже явственно и будто бы все время удалялся. На минуту он прерывался и возникал вновь: ктото упорно хотел дозвониться до Балащука, но тот не слышал. Шутов удалился от костра уже метров на сто, а звонок заманивал все дальше. Похмельное отупение слетело, вытесняемое предчувствием некой беды или крупной неприятности, и он сорвался на бег, изредка останавливаясь, чтобы не сбиться с зовущего вперед звонка, хотя понимал, что так далеко он не мог его услышать.
Потом, уже днем, когда это расстояние промеряли рулеткой, оказалось, триста двадцать два метра! А сейчас эта все увеличивающаяся и непомерная для его слуха дистанция сообразно увеличивала тревогу. Писатель добежал до густой строчки угнетенных, изуродованных ветрами пихт и остановился, поскольку точно определил, откуда разносится мелодия – с вершин деревьев, то есть с высоты четырехпяти метров! Возникла даже сумасшедшая мысль, что Балащук залез на дерево и там уснул, чего в принципе быть не могло.
Другая же мысль, на уровне прозрения или творческой фантазии, была вообще трагичной: Глеб Николаевич ушел ночью от костра и повесился на дереве. Или его повесили конкуренты...
Он с опаской походил вдоль леска, задрав голову, и вдруг с назревающим ужасом увидел сквозь густые ветви очертания висящего тела.
И из него на землю изливалась вызывающая мелодия: должно быть, телефон был в кармане...
Шутов сел на камень, спиной к повешенному, и ощутил, как вздыбились волосы на голове.
«Вот все и кончилось, – обреченно подумал он. – Неожиданный поворот, не придумать...»
А полет творческой мысли в тот же миг потянул сюжетную цепочку и разум озарился – здорово! Можно написать роман, все само плывет в руки, а точнее – падает с неба вместе с телефонным звоном: известный, преуспевающий бизнесмен вдруг кончает жизнь самоубийством, причем символично, на горе Зеленой, которую покорил! Нет, даже не на Зеленой, а на Кургане, о котором мечтал. Взошел и там повесился, на кресте...
С этого можно начать целый психологический блокбастер! Провести героя от рождения в простой горняцкой семье до добровольной кончины. Наверное, он не выдержал испытания деньгами, успехом, пресыщением и роскошью, ибо душа-то у него была нормальная, шахтерская, в какой-то степени страдальческая. И смерть он принял на кресте...
Вначале его насторожил странный звук, сопутствующий звону, словно не из кармана звонит телефон, а из некого гулкого колодца.
Десятый век. Древняя Русь накануне исторического выбора: хранить верность языческим богам или принять христианство. В центре остросюжетного повествования судьба великого князя Святослава, своими победами над хазарами, греками и печенегами прославившего и приумножившего Русскую землю.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.
Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.
Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.
«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.