Чудодей - [8]

5 Станислаус вызывает гнев управляющего, едва не умирает и лишает семью Бюднеров картошки на зиму.

Станислаусу нужно было выздоравливать поскорее, время не ждало. В графском имении начали копать картошку. Эльзбет уже не могла быть его сиделкой. Всех, кто работал в имении на уборке картошки, оплачивали той же картошкой. А в хозяйстве Бюднеров она была нужна до зарезу. Лена вместе с детьми с трудом обработала собственный клочок земли у лесной опушки. Все семейство тощало и тощало с каждым днем. Лену иссушила жара на стекольной фабрике. От повидла из брюквы не разжиреешь. Старшие мальчики нанялись в пастухи. По вечерам они получали немного хлеба с творогом и по кружке снятого молока. Однако штаны у них быстро превращались в лохмотья, а ноги от постоянной беготни все худели и худели; рос только аппетит. Эльзбет, не разгибая спины, работала в имении. Ей нужно было заткнуть голодные рты малышей. Предстояла долгая зима. А хлеба хватало ненадолго.

Станислаус сидел на меже и распевал:

— Ой-ой, ой-ой-ой, мой конь вороной!

Небо синело. Земля напоследок нежилась в солнечных лучах. Мухи чистились, готовясь умереть. Над полями раздавались крики возчиков. Над женщинами, копавшими картошку, кружил ястреб. Одна из них погрозила в небо тяпкой.

— Последнюю курицу уволок у меня, проклятый!

Другая тоже поглядела на ястреба.

— Вот ведь, затеяли войну, стреляют почем зря, а такие хищные твари живут целехоньки!

— Копайте, копайте, нечего таращиться на небо! — раздался голос управляющего имением.

Женщины нагнулись ниже. Они молчали. Управляющий перешагнул через Станислауса, который возился в земле.

— Ты, болван! — запищал малыш.

Управляющий оглянулся.

— Это ты кому сказал? Ах ты, жаба!

— Ты раздавил моего коня! — На меже валялся расплющенный навозный жук, игрушка Станислауса.

Управляющий был в плохом настроении. С утра ему пришлось стоять навытяжку перед инспектором, пока тот распекал его:

— Целая толпа баб, а толку мало. Подгоняйте их, любезный, подгоняйте!

— Бабы все хилые и голодные, — пытался возражать управляющий.

— Вздор, недостойный управляющего прусским имением. Либо вы их будете погонять, либо я погоню вас… туда, где сеют свинцовый горох, понятно?

Это было утром. А теперь управляющий схватил Станислауса за шиворот и поднял его.

— Ты что же это, сопляк? Без году неделя, а уже нагличает, как бандит!

Станислаус трепыхался в воздухе. Его куртка расползлась по швам. Нитки военного времени тоже были гнилые. Мальчик упал животом на землю. Захрипел и умолк.

— Вставай, падаль! — взревел управляющий.

Станислаус не двигался. Эльзбет подбежала к нему.

— Это же ваш крестник!

— Еще чего! — Управляющий отшвырнул носком сапога раздавленного жука в траву на меже и пошел дальше.

— Живодер! Живодер! — крикнула одна из женщин.

Другая бросилась помогать Эльзбет.

— Сначала сам научись делать ребят, а потом убивай их, пустая кишка!

Управляющий ускорил шаг. Он делал вид, что не замечает суеты на поле.

Станислауса вырвало. В лужице были стебельки осота.

— Да он одну траву ел! — закричала женщина, помогавшая привести его в чувство. Она вытащила из кармана свой завтрак, небольшой кусок черствого хлеба, и сунула его мальчику под нос.

Станислаус очнулся. Он откусил хлеб, заплакал, проглотил и сплюнул.

— Об этом я расскажу социал-демократам! — прокричала женщина через все поле вслед управляющему.

К обеду Станислаус уже начал ходить, пошатываясь и спотыкаясь. Эльзбет подозвала его к себе. Управляющий мог вернуться.

— Станик, посмотри, какая круглая картошка, видишь какая картошка? Собирай их.

Станислаус был послушен. «Ката-та-тошка», — залепетал он устало и начал бросать картофелины в корзину Эльзбет.

К заходу солнца управляющий снова прошел вдоль фронта копальщиц. Возле Эльзбет он остановился. Девушка не разгибалась. Ей не хотелось показаться лентяйкой.

— Эй, ты, коза, не видишь меня, что ли?

— Вижу, — ответила Эльзбет.

— Завтра можешь не приходить.

— Кто, я?

— Ты.

— Почему же мне не приходить, господин управляющий? — в голосе Эльзбет слышались рыдания.

— Потому что в твоей корзине были камни.

— Камни? — Слезы дрожали на ресницах Эльзбет и капали на измазанный в песке фартук; песок поглощал жалкие бедняцкие слезы.

— Вот такие камни в трех корзинах, — управляющий показал на свой кулак. — Обнаружены, когда принимали корзины. Сам инспектор присутствовал. Чего тебе еще надо?

— Ничего не надо! — Она схватила Станислауса, просунула тяпку в ручки корзины, закинула ее за плечи и пошла. Спина у нее вздрагивала. Управляющий двинулся дальше.

— Чтоб тебе дерьмо жрать!

— Кто это сказал?

— Я сказала. — Женщина, которая кормила Станислауса, выпрямилась.

— Ты тоже можешь завтра остаться дома.

Женщина двинулась на управляющего, переваливаясь, как медведица:

— Да-а-а!

Это «да» звучало угрожающим рычанием. Она остановилась, высоко подняла тяпку и с размаху ударила управляющего рукояткой по черепу.

— Ну и ты завтра останешься дома! — крикнула она.

Управляющий со стоном закатил глаза, сплюнул кровь и, шатаясь, ушел. Все женщины, выпрямившись, смотрели ему вслед.

— Хороши крестные! — кричала разъяренная Лена. — Отбирают у детей несчастную картошку!