Чудо-планета - пасека деда! - [4]

Гнедко свернул вправо, к пасечному двору.

СТРАЖА

 За Витьку не знаю, а меня дедовы псы очаровали с первой минуты. В нашем селе таких собак, породы сибирская лайка, я ни разу не встречал. За свою жизнь я их видел один раз — на картинке одной из книжек. По названию породы посчитал, что такие собаки водятся только в Сибири, в тайге. Каким же образом лайка очутилась у деда на пасеке?

В один из вечеров, когда мы после ужина уселись, как обычно, на крыльце, чтобы полюбоваться перед сном наступлением сумерек, я спросил:

— Деда! Где ты раздобыл таких собак?

Дед заметил: все заезжие на пасеку люди задают, как по сговору, такой вопрос. Но вместо того, чтобы мне ответить, сам спросил:

— Разве у меня не может быть тайн?

Я такого поворота не ожидал. Даже растерялся, не зная, как продолжить разговор. Спасибо братишке, он быстрее меня нашелся:

— Нам–то ты можешь открыться? Если секрет какой, мы же тебя не выдадим…

— Вам, так и быть, расскажу, — сдался дед. — Секрета тут никакого, дело житейское. Хотя, как посмотреть. Для меня эти собаки особый смысл имеют. Потому и не докладываю о них всякому встречному.

— Вот так дела! — неожиданно вырвалось У меня. — Про особых собак мне что–то не Доводилось слышать.

— Что ж, послушай, — повел рассказ дед. — История с ними такая. Был у меня фронтовой побратим Илья Солодов. Родом он из–под Алма—Аты. Мы с ним одновременно призывались на службу в армию, перед самой войной. Ну и оказались в одном полку, кавалерийском, в одном подразделении. В строю были соседями, лошади наши в конюшне стояли рядом. Началась война — сражались бок о бок.

А побратались, когда горькими были наши дела на фронте, в самом начале войны. Однажды загнали нас фрицы в западню и сильно потрепали. Коня подо мной так и срезало пулеметной очередью. И не миновать бы мне тогда погибели, не окажись рядом Ильи. Под ним ходил рыжий жеребец недюжинной силы. Ну и благополучно вынес двух седоков из пекла. Тогда я и нарек Илью своим братом.

А осенью сорок третьего беда уже с ним приключилась. Хорошо помню: в наступление рванули вечером, когда стемнело. Жеребец Ильи вырвался вперед. И на полном скаку налетел на мину. Коня разорвало в клочья. А братана, израненного до невозможности, потерявшего сознание, я принес в лазарет на руках. Его отправили в госпиталь, а мы, ясное дело, продолжили сражение.

На этом месте своего рассказа деда сделал паузу. А нам так не терпелось узнать, что же было дальше. Главное, при чем тут собаки? Витька, опередив меня, поинтересовался:

— После выздоровления твой побратим вернулся в полк?

— Нет, не вернулся, — дед тяжело вздохнул. — Долго я о нем ничего не знал. Куда только ни писал, но все без толку. А лет десять назад ваш отец привез на пасеку пачку газет. Читаю, в «Советской России» натыкаюсь на знакомую фамилию. В небольшой статейке прописывается, как под Красноярском выращивают собак породы сибирская лайка для таежной охоты. Среди других фамилий — Солодов!?

О собаках я тогда и не подумал. Фамилия меня взволновала. Не мой ли это Илья?

Догадкой поделился с вашим отцом. Он и надумал навести справки в газете. Адреса–то в статейке не было.

Через месяц присылают нам из редакции точный адрес того питомника. И при нем приписка: полных данных о Солодове не имеем. Посоветовали послать по указанному адресу запрос.

Мы с Александром так и поступили. Подробно все обсказали. Привел я некоторые фронтовые эпизоды. Отослали письмо. Дней через двадцать приходит ответ. Читаю — и не верится: мой Илья нашелся!

Унял волнение и тут же ему сочинил обратное послание. Так, мол, и так, на бумаге всего не опишешь. Жду в гости в любое время, когда сможешь. При встрече вспомним все, наговоримся вдоволь.

Ближним летом Илья приехал. Отец ваш его прямо из аэропорта на пасеку доставил. Пятнадцать дней гостевал он у меня.

Илья–то и привез мне лайчонка. Лучшего подарка, посчитал он, для пасечника в горах не придумаешь. И не ошибся! В честь нашей фронтовой дружбы мы и нарекли кобелька Дружком.

— А Джон откуда взялся? — сорвалось у меня с языка.

— Не перебивай, — цыкнул на меня Витька.

— Через полтора года и я навестил Илью, — продолжал рассказ дед. — Привез ему на развод два отводка пчел. Он, ясное дело, пригласил меня в питомник, вроде как на экскурсию. А у меня глаза разбежались-разгорелись.

Илья смекнул и говорит: «Что за жизнь в твоих горах Дружку в одиночестве? Нужен ему напарник. Выбирай щенка. Который на тебя смотрит? ».

Я и облюбовал Джона — он один там оказался желтеньким, как Вечный огонь. Поэтому и бросился в глаза. Илья оформил на кутенка все полагающиеся документы, чтобы нас и из питомника выпустили, и в самолет приняли.

Дружок к тому времени набрал рост и силу. Стал первоклассным стражем. Не подкачал и Джон, вымахал статным, гордым кобелем. По хватке даже превзошел напарника. Посторонним приближаться к пасеке стало рискованно. Пришлось мне их на цепи сажать, когда сам находился при пасеке. Если отлучался, спускал с цепей. И был спокоен: без меня во двор они никого не пустят.

Лет через пять псы поумнели, остепенились. Поняли, что от них требуется. Отпала надобность держать их на цепях. Я при пасеке — они на человека не кинутся. А меня нет — не дадут подступиться.