Чудо - из чудес - [2]

            Владимир Всеволодович побарабанил пальцами по столу и изучающе посмотрел на Стаса:

            — А может, прав был Тургенев, утверждая, что прозаиком нельзя стать до тридцати лет, и тебе просто не хватает жизненного опыта? Так сказать, школы жизни! Горький, например, в народ пошел и не то чтобы школу — целый университет, как он сам говорил, окончил!

            — Вы что, тоже предлагаете мне — бросить учебу, пересесть с метро на электричку и поехать в народ? — с насмешкой осведомился Стас.

            — Нет, конечно! — не принимая иронии, остановил его академик. — Сейчас совсем другое время. Благодаря телевизору даже ребенок знает теперь обо всем, что происходит в мире. Увы, как правило, не понимая, что такое хорошо, а что такое плохо! Потому что сами родители зачастую не знают этого! — Он еще немного подумал и уже уверенно сделал окончательный вывод: — Мне кажется, вся твоя беда в том, что ты, уже обладая достаточной информацией, сам еще мало что испытал в жизни. Но это как раз дело наживное. И поправимое. Куда печальнее, когда в писатели рвутся, не имея на то Божьего дара… Или, что еще хуже, употребляя этот талант во зло. Создавая книги и сценарии для фильмов, в которых грех возводится в степень добродетели. Так что я просто уверен — у тебя всё еще впереди!

            Расценив последние слова Владимира Всеволодовича, что пора уходить, Стас поднялся, но тот вдруг ахнул:

            — Постой, я, кажется, знаю, что делать!

            Он знаком велел Стасу сесть и, как бы размышляя сам с собой, задумчиво продолжил:

            — Видишь ли, мне за час до твоего прихода отец Тихон приснился. А может, и не приснился…

            Стас с недоумением посмотрел на академика, и тот неопределенно развел руками:

            — Сам не могу понять! Я после работы прилег отдохнуть на минутку. А тут — он: серьезный такой, строгий. В монашеской одежде, с рубиновым крестом на груди.

            «Отдай, — говорит, — Вячеславу то, что я тебе дал, когда ты ко мне первый раз в монастырь приезжал…»

            — А у меня такое тогда в жизни было… — припоминая, вздохнул академик. — На душе — сумятица, в институте самые настоящие гонения, в семье беда за бедой, одно слово — скорби!

            Владимир Всеволодович решительно поднялся со своего массивного кожаного (из кабинета царского министра!) кресла.

            Стас думал, что он направится к полкам со своими древностями.

            Но он пошел в противоположную сторону кабинета, где в святом углу висели иконы с лампадкой, а на столе под ними лежал большой старинный крест, Евангелие в инкрустированном драгоценными камнями окладе и маленькая серебряная коробочка.

            Перекрестившись, он бережно взял ее. Затем кивком подозвал к себе Стаса, раскрыл и сказал:

            — Видишь? Это — крест-мощевик с частицей мощей святого апостола!

            — Какого?! — с благоговением глядя на небольшой, сразу бросающийся в глаза своей толщиной крестик, уточнил Стас. Ему стало не по себе, что перед ним святые мощи человека, который являлся очевидцем того, что описано в Евангелии, собственными глазами видел Христа, следовал за Ним, слушал Его проповеди, был свидетелем бесчисленного множества совершенных Им исцелений и чудес и самое главное видел Его — Воскресшим!

            Академик, для которого, казалось, уже не было ни одной тайны в истории, на этот раз вместо как всегда точного, исчерпывающего ответа только беспомощно пожал плечами:

            — Вот этого никто уже нам не скажет. Может, из числа двенадцати ближайших учеников Христа, а, может, и семидесяти апостолов. Начало, выгравированное несколько веков назад, еще можно как-то прочесть: «Святые мощи апостола…». Затем вроде бы как проглядывается заглавная буква «А». А дальше, очевидно, вконец истерли, истово чистя табличку к праздникам. Мне почему-то всегда хотелось, чтобы это были мощи святого апостола Андрея Первозванного. Но вполне возможно, что они — Анании, Архипа, Агава или одного из других апостолов, имя которого начинается с буквы «А» Если, конечно, это действительно «А». Одно могу сказать точно. В любом случае, это святые мощи одного из апостолов. И отец Тихон велел мне передать их — тебе!

            — Мне?! — не поверил Стас.

            — Да, и при этом добавил: «Это его укрепит и поможет!»

            Владимир Всеволодович протянул коробочку Стасу и предупредил:

            — Держать ее надо в святом уголке. Сам мощевик надевать только в дорогу и в случае опасности или сильных искушений. Ну и, разумеется, жить чисто, безгрешно. А если вдруг сделал что не так, согрешил, то безотлагательно — каяться! И скорее на исповедь в церковь! Святые очень внимательно следят за каждой частицей своих мощей. И очень помогают тем, кто с благоговением относится к ним…

            — И вам не жалко отдавать… это сокровище?! — только и смог пролепетать Стас, не отводя загоревшихся глаз от коробочки.

            — Жалко, не жалко, но раз отец Тихон сказал… Точнее, велел! — Владимир Всеволодович сам надел на него крест-мощевик и улыбнулся: — К тому же, я верю в древнюю восточную мудрость, облеченную поэтом в словесную формулу: «Что ты спрятал, то пропало, что ты отдал, то — твое!» Ну, а теперь можешь идти!