Чудо - из чудес - [4]

И наступила полная темнота…

            …которую сменило яркое солнечное утро. На небе не было ни тени вчерашней непогоды. Парусник, подгоняемый попутным ветром, легко и быстро рассекал ослепительно-синюю гладь.

— Человек на якоре! — раздался вдруг звонкий юношеский крик.

Его оборвал хриплый со сна голос капитана:

— Ох-ох-ох!.. Юнга, ко мне! Это еще что за команда? Надо говорить: человек за бортом... за бортом... за бортом!

Каждое слово капитан для вразумления сопровождал увесистой затрещиной.

— Да знаю я, что правильно — за бортом! — держась за затылок, оправдывался юнга. — Но разве я виноват, что этот — на якоре?..

— Где?! — Капитан подошел к борту, наклонился и озадаченно крякнул.

Внизу, действительно, висел привязанный морским узлом к якорю человек. Голова его бессильно падала на грудь. Его качало из стороны в сторону, и если бы не пояс, он давно бы упал с якоря в волны.

Удивлению капитана не было границ:

— Поднять человека... тьфу, якорь! — не замечая мстительной ухмылки юнги, скомандовал он.

Матросы, недоуменно переговариваясь, осторожно подняли якорь на палубу, отвязали беглеца и уложили перед капитанским помостом.

— Ба! Клянусь трезубцем Посейдона! Да ведь это — Сизиф! — наклоняясь над ним, в изумлении воскликнул капитан.

При упоминании этого имени один из работающих на палубе матросов, судя по лицу и одежде — эллин, разогнулся и бросил быстрый, цепкий взгляд на лежавшего. Другой, в сарматских штанах и лицом варвара, с неподдельным изумлением уточнил:

— Тот самый, которого ваши боги заставили поднимать на гору камень, что все время падает?

— Нет, то вечный узник Аида! — ответил ему капитан. — А это — капитан Сизиф. Его так прозвали за чудовищное невезение. Никто даже не знает, как его и звать на самом деле. То ли Александр, то ли Кассандр... Он строит один за другим корабли и, словно какой-то рок тяготеет над ним, каждый раз лишается их. То шторм, то за долги... Эй, Сизиф, что случилось с тобой на этот раз? — встряхнул он за плечи беглеца.

Послышался громкий протяжный стон.

Беглец открыл глаза и воспаленным взором обвел склонившиеся над ним лица.

— Карнеад... Ты?! Хвала богам! — с облегчением выдохнул он. — А я думал, опять пираты!..

— Ох-ох-ох! Какие же мы пираты? Так — всего лишь перевозим грузы, хозяева которых почему-то не хотят, чтобы об этом знали власти! Надеюсь… ты не выдашь нас?

— Что ты, дружище! Я ведь и сам порой занимаюсь тем же! Точнее, занимался... Всё! Больше опять не на чем. Моя несчастная «Артемида», лучшая в Аполлонии триера, ограбленная и сожженная, покоится теперь на морском дне!

— Ты что, действительно, повстречался с пиратами? — болезненно сморщился Карнеад, и матрос-эллин с еще большим интересом посмотрел на беглеца.

— Да, Карнеад!.. — капитан Сизиф, несмотря на острую боль, порывисто ухватил капитана за руку: — Уже больше месяца прошло, а я до сих пор не могу прийти в себя от того кошмара… Они неожиданно вылетели на нас из-за мыса…

— Эх-эх-эх! Можешь не продолжать — дело известное! Тех, кто сопротивлялся — перебили, остальных взяли в рабство, товары себе, а судно — морю? Одного не могу понять — как тебе удалось бежать? Они ведь строго следят за своими пленниками. Боятся, чтобы никто не проболтался о них!

— Они и меня пытались остановить. Сначала погоней. А потом вон, видишь? — со стоном кивнул себе за спину беглец. — Стрелой!

— Так ты ранен?!

— Да... И кажется не на шутку!

Карнеад с сочувствием тронул беглеца за плечо и подбадривающе улыбнулся:

— Ничего, к счастью, у меня есть человек, который кое-что смыслит во врачевании. Не Гиппократ, конечно, и даже не врач, но все же... эй, Янус!

— Здесь я! — охотно отозвался тот самый матрос-эллин, который так интересовался капитаном Сизифом.

— Ну-ка, окажи помощь моему старому другу! Клянусь Посейдоном, за это я даром доставлю тебя в Афины, хотя ты и отработал проезд только до Синопы…

— …Синопы?..

При упоминании портового города Понтийского царства, капитан Сизиф сделал попытку привстать и что-то сказать. Но Карнеад остановил его и приказал Янусу поторапливаться. Тот понимающе кивнул, достал из походной сумки кинжал и стал накаливать его на жаровне, где варилась бобовая похлебка для матросов.

Капитан Сизиф следил за каждым его движением расширяющимися от предчувствия предстоящей боли глазами.

— Я готов! — сказал, наконец, ему Янус. — А ты?

— Да! — стискивая зубы, ответил капитан Сизиф. — Начинай…

По знаку Карнеада матросы перевернули беглеца на живот и тут же уселись сверху, крепко прижимая его к палубе.

Янус, склонившись, быстро сделал надрез ране, ставшей за ночь красным бугром, просунул в нее пальцы и, вцепившись ногтями в металл, выдернул наконечник. От нестерпимой боли капитан Сизиф закричал и потерял сознание.

Янус внимательно осмотрел длинный, толщиной в палец наконечник, с заусенцем, который не позволил капитану Сизифу вытащить его из тела, и с отвращением, словно змею, бросил за борт.

— Скифский! — хмуро сообщил он Карнеаду, показывая взглядом, что остальное хотел бы досказать наедине.

Однако пришедший в себя капитан Сизиф не позволил ему сделать этого.

— Отравленный? — чуть слышным шепотом спросил он и так властно посмотрел на Януса, что тот невольно кивнул в ответ.