Чудеса Антихриста - [61]

— Ах, донна Элиза, — сказала та, — никогда в жизни вы не увидите ничего более ужасного. Лучше вам и не входить сюда!

Но донна Элиза все-таки вошла.

Сначала она ничего не могла разглядеть за белыми облаками пыли. Она слышала только сильные удары молота, так как в эту минуту рабочие разбивали каменного рыцаря, лежащего в одной из оконных ниш.

— Господи, Боже мой! — воскликнула донна Элиза, сложив руки, — они ломают Сор Арриго! — И она подумала о том, как покойно он лежал в своей нише. Каждый раз, как она его видела, она испытывала желание быть так же далеко от всех забот и превратностей судьбы, как и старый Сор Арриго!

В церкви Лючии был еще один огромный памятник. Он изображал старого иезуита, лежащего на черном мраморном саркофаге с плетью в руках и с низко надвинутым на лоб капюшоном. Его звали патер Суччи, и им пугали детей в Диаманте.

«Неужели они решатся тронуть и патера Суччи?» — подумала донна Элиза. И сквозь пыль и сор она пробралась на хоры, где стоял саркофаг, чтобы посмотреть, осмелились ли они вынести и его.

Но патер Суччи еще лежал на своем каменном ложе. Он лежал мрачный и суровый, каким был при жизни, и можно было подумать, что он еще жив. Возле ложа не хватало только врача и стола с лекарствами и зажженной свечой, чтобы подумать, что патер Суччи лежит больной на хорах своей церкви и ждет своего последнего часа.

Слепые сидели вокруг него, подобно родственникам, собравшимся у постели умирающего, и в тихой печали раскачивались взад и вперед. Тут были и обе старухи со двора гостиницы, донна Пепа и донна Тура, старая тетушка Сарэдда, которой помогал синдик Вольтаро, тут были слепые нищие, слепые певцы, слепые всех возрастов и положений. Все слепые Диаманте сошлись сюда, а в Диаманте их такое множество, как нигде в другом месте.

Все они молча сидели вокруг, и только изредка у кого-нибудь вырывался громкий вопль. Иногда один из них ощупью пробирался к патеру Суччи и с громким плачем бросался перед ним на колени.

И он еще больше был похож на усопшего, потому что настоятель францисканцев и патер Росси ходили среди слепых и старались утешить их.

Донна Элиза была сильно тронута. Ах, как часто видела она всех этих людей такими веселыми на монастырском дворе, а теперь ей приходится быть свидетельницей их горя. Они трогали ее до слез, когда пели похоронные песни над ее мужем, доном Антонелли, и ее братом, доном Ферранте. Ей тяжело было видеть их в таком отчаянии.

Старая тетушка Сарэдда заговорила с донной Элизой.

— Я ничего не знала, когда пришла сюда, донна Элиза, — говорила старуха. — Я оставила собаку на лестнице и хотела войти в церковь. Я протянула руку, чтобы нащупать занавес на двери, но занавеса не было. Я переступила порог, нащупывая ногой ступеньку, но ступеньки не было. Я протянула руку взять святой воды; я опустилась на колени, проходя мимо главного алтаря, и прислушивалась, не звонит ли маленький колокольчик как всегда, когда служит обедню патер Росси. Донна Элиза, не было ни чаши со святой водой, ни алтаря, ни колокольчика, ничего больше не было!

— Бедные, бедные вы, — сказала донна Элиза.

— Тогда я услыхала, что в одном из окон наверху стучат молотком, точно что-то отбивают. «Что вы там делаете с Сор Арриго», — закричала я, потому что я сразу услыхала, что стук доносится из окна Сор Арриго. — «Мы хотим убрать его отсюда!» — ответили мне. — И в эту же минуту ко мне подошел настоятель, дон Маттео, взял меня за руку и все мне объяснил. И я едва не рассердилась на дона Маттео, когда они мне сказал, что церковь хотят переделать в театр. Им понадобилась наша церковь для театра! — «Где патер Суччи?» — спросила я только. — «Патер Суччи еще здесь?» — И он провел меня наверх к Патеру Суччи. Он должен был отвести меня, потому что одна я не могла бы найти дороги. После того, как убрали все стулья, скамьи, ковры и скамеечки, я ничего не могу здесь найти. А прежде я ходила здесь так же свободно, как и вы.

— Дон Маттео переведет вас в другую церковь, — сказала донна Элиза.

— Донна Элиза, — возразила старуха. — Что вы такое говорите? Скажите уж лучше, что настоятель вернет нам наше зрение! Разве дон Маттео может нам дать церковь, в которой мы видели бы так хорошо, как в этой? Здесь нам не надо и проводников. Там вон, донна Элиза, стоял алтарь, и цветы на нем были такие же красные, как Этна при заходе солнца, в мы видели это. Мы насчитывали шестнадцать свечей на главном алтаре в воскресные дни и тридцать в большие праздники. Мы могли видеть, как патер Росси служить здесь внизу обедню. Что нам делать в другой церкви, донна Элиза? Там мы ничего не будем видеть! Нас еще раз лишили зрения!

Сердце донны Элизы сжалось от сострадания.

Действительно со слепыми поступили страшно несправедливо.

Донна Элиза подошла к дону Маттео.

— Ваше преподобие, — сказала она, — вы говорили с синдиком?

— Ах, ах, донна Элиза, — произнес дон Маттео, — лучше вам самим попробовать поговорить с ним.

— Ваше преподобие, синдик человек новый, может быть, он ничего и не знал о слепых.

— С ним говорили и синьор Вольтаро, и патер Росси, и я сам. А он твердит свое, что не может изменить постановления городского совета. Вы сами знаете, донна Элиза, что нельзя отменять решений городского совета. Если бы даже он решил, что ваша кошка должна служить обедню в соборе, то и тут ничего не поделаешь.