Чудеса Антихриста - [60]

VI. Завещание фра Феличе.

Когда донна Эмилия открыла кассу, чтобы продавать билеты на второе представление, перед кассой стоял уже целый хвост публики; на следующий вечер театр был набит битком, а на третий спектакль съехался народ из Адерно и Патерно поглядеть излюбленную мистерию. Дон Антонио видел, что он может играть ее целый месяц по возвышенным ценам и даже давать по два спектакля в день.

Как были счастливы он и донна Эмилия и с какой благодарностью и радостью опустили они двадцать пять лир в кружку маленького изображения!

В Диаманте это событие вызвало большие толки, и многие приходили к донне Элизе спросить ее, думает ли она, что святые действительно хотят помочь донне Микаэле.

— Слышали вы, донна Элиза, — говорили они, — что Младенец Христос в Сан-Паскале помог дону Антонио Греко, потому что он обещал пожертвовать весь сбор с одного вечера на железную дорогу донны Микаэлы?

Но, когда к донне Элизе обращались с такими вопросами, она крепко сжимала губы и казалась всецело поглощенной своим вышиванием.

Фра Феличе сам пришел к ней и рассказал ей о двух чудесах, уже совершенных изображением.

— Синьорина Тоттенгам, должно быть, очень глупа, если отдала такое чудотворное изображение, — сказала донна Элиза.

Синьорина Тоттенгам в течение многих лет владела изображением и никогда ничего не замечала. Следовательно, оно и не может творить чудес. Это простое совпадение.

Все несчастье было в том, что донна Элиза не хотела в это поверить. Она была последней из Алагона, оставшейся в Диаманте. Народ считался с ее мнением больше, чем сам это сознавал. Если бы донна Элиза поверила, весь город пришел бы на помощь донне Микаэле.

Но на беду донна Элиза ни за что не хотела верить, что Бог и святые помогают ее невестке.

Она наблюдает за ней с самого праздника Сан-Себастиано. Как только кто-нибудь упоминает имя Гаэтано, она бледнеет и теряется. Лицо ее становится похоже на лицо грешника, терзавшегося угрызениями совести.

Однажды утром донна Элиза сидела и думала об этом, и она задумалась так глубоко, что даже выронила из рук иголку.

«Донна Микаэла не уроженка Этны, — думала она, — она стоит заодно с правительством, она радуется, что Гаэтано в тюрьме»,

В эту минуту по улице пронесли большие носилки. Они были доверху нагружены разной церковной утварью. Тут были люстры, алтарные шкафики и ящички с реликвиями. Донна Элиза мельком взглянула на них и снова прогрузилась в свои мысли.

«На праздник Сан-Себастиано она не позволила украсить дом Алагона, — думала она. — Она не хотела, чтобы святой помог Гаэтано».

Тут с шумом проехала тележка, которую везли двое людей. На ней лежала целая гора церковных завес, богато расшитых покровов и образов в широких вызолоченных рамах.

Донна Элиза отмахнулась рукой, как бы желая отогнать последнее сомнение. Нет, история с доном Антонио не была чудом. Святые должны же знать, что в Диаманте нет средств строить железнѵю дорогу.

Тут проехала желтая ломовая телега, нагруженная пюпитрами, молитвенниками, скамьями и другой церковной утварью.

Донна Элиза вскочила с места. Она выглянула из-за четок, которые рядом висели на окне. Проезжала уже третья повозка с церковными вещами. Грабят что ли в Диаманте? Или на город напали сарацины?

Она вышла за дверь, чтобы лучше видеть. В это время мимо нее несли носилки, на которых лежали погребальные венки из жести, доски с длинными надписями и плиты, которые прибывают к стенам церкви в память умерших.

Донна Элиза спросила носильщиков и узнала наконец, что происходит. Все это вывозили из церкви Santa Lucia in Gesu. Синдик и городское управление решили отдать эту церковь под театр.

После восстания в Диаманте был назначен новый синдик. Это был еще молодой человек из Рима. Он не знал города, но ему хотелось чем-нибудь проявить себя. Он заявил на городском совете, что Диаманте следовало бы иметь театр, как в Таормино и других городах. Можно было просто-напросто обратить в театр одну из церквей. Для такого маленького города было слишком достаточно пяти церквей и семи монастырей. Одну церковь свободно можно было упразднить.

Выбор пал на церковь иезуитов Santa Lucia in Gesu. Прилегающий к ней монастырь уже давно был переделан в казарму, и церковь посещалась очень мало. Из нее можно было сделать превосходный театр.

Это предложение внес новый синдик, и городское управление выразило свое согласие.

Узнав об этом, донна Элиза набросила на себя мантилию и шарф и поспешно направилась к церкви святой Лючии, словно там ждал ее умирающий.

«Что же будет со слепыми? — думала донна Элиза. — Как они будут жить без церкви святой Лючии?

Когда донна Элиза пришла на маленькую тихую площадь, застроенную длинным безобразным зданием иезуитского монастыря, она увидала на широких каменных ступенях вдоль всего фасада целую кучу оборванных детей и лохматых собак. Это были проводники слепых. И все они плакали и выли как могли громче.

— Что с вами? — спросила донна Элиза.

— Они хотят отнять у нас церковь, — жаловались дети. И при этом собаки завыли еще громче и жалобнее, потому что собаки слепых умны и понятливы, как люди.

В дверях церкви донна Элиза встретила донну Конитту, жену дона Памфилио.