Чудеса Антихриста - [44]

Она написала Гаэтано второе письмо, но и на него не получила ответа.

Тогда она начала убеждать себя в том, что казалось ей невозможным. Она старалась приучить себя к мысли, что Гаэтано не любит ее.

Чем сильнее проникалась она этой уверенностью, тем реже стала она выходить из дома. Она начала бояться людей и охотнее всего сидела одна.

День ото дня становилась она слабее. Она ходила сгорбившись, и даже ее прекрасные глаза утратили свой блеск и выразительность.

Прошло еще несколько недель, и она так ослабела, что почти не могла держаться на ногах и целые дни лежала на диване. Ее томил недуг, который медленно подтачивал ее жизненные силы. Она видела, что приближается смерть, и эта мысль пугала ее. Но она не могла побороть болезни. Было только одно лекарство; но оно не приходило.

В то время как донна Микаэла медленно угасала, жители Диаманте готовились отпраздновать день Сан-Себастиано, который приходится в конце января.

Это был один из больших праздников в Диаманте; но в последние годы он не справлялся с обычной пышностью, потому что народ от бедности и страданий упал духом.

Но в этот год, после неудачного восстания, когда Сицилия была занята войсками, а любимые народные герои томились в тюрьмах, решено было отпраздновать этот день со всем прежним великолепием, потому что, говорили в народе, теперь не время пренебрегать святыми.

И все набожные люди Диаманте решили, что праздник будет продолжаться восемь дней и в честь Сан-Себастиано город будет украшен флагами и декорирован, будут устроены бега, священные процессии, иллюминации и состязания певцов.

Готовились к празднику поспешно и с усердием. В каждом доме чистили и мыли. Вынимали старые одеяния для процессий и готовились к приему гостей со всей Этны.

Единственным домом в Диаманте, где не было никаких приготовлений, был летний дворец. Донна Элиза была этим глубоко опечалена; но ей никак не удавалось уговорить донну Микаэлу позволить украсить ее дом.

— Как можешь ты требовать, чтобы я украсила цветами этот дом скорби, — говорила она. — Розы потеряли бы свои лепестки, если бы я захотела скрыть под ними печаль, которая царит здесь.

Но донна Элиза ревностно готовилась к празднику. Она ждала большого благополучия от того, что святых снова начинают чтить, как и в прежние времена. Она не говорила ни о чем другом, как о том, что священники убрали фасад собора по старинному сицилианскому обычаю серебряными цветами и зеркалами. И она описывала торжественную процессию: сколько будет всадников и какой высоты будут перья у них на шляпах и какие длинные посохи, украшенные цветами и с привязанными к ним восковыми свечами, будут они держать в руках.

Когда наступил первый день праздника, дом донны Элизы оказался украшен великолепнее всех. На крыше развевались зелено-красно-белые итальянские флаги, а на окнах и балконах висели красные скатерти с золотой бахромой и вышитыми на них инициалами святого. По стенам в причудливых формах извивались гирлянды из дубовых листьев, и в окнах красовались кресты из маленьких прелестных роз из сада донны Элизы. Над входом стояло изображение святого, обрамленное лилиями, а на пороге лежали ветви кипариса. А внутри дом был украшен так же, как и снаружи. С подвала до чердака был он вычищен и украшен цветами, а на полках в лавке не было ни одного самого маленького и незначительного святого, в руках которого не было бы иммортели или маргаритки.

Таким же образом в бедном Диаманте были украшены все дома, флагов висело такое множество, что они напоминали белье, развешанное по уличке, ведущей к дому маленького мавра. Все дома и триумфальные арки были увешаны флагами, а через улицы были протянуты веревки, на которых развевались вымпелы.

Через каждые десять шагов на улицах Диаманте высились арки. И над каждой дверью стояла статуя святого, украшенная желтыми маргаритками. С балконов свешивались красные покрывала и пестрые скатерти, а по стенам вились гирлянды.

Всюду было такое множество зелени и цветов, что трудно было понять, где их можно было достать в январе. Все было украшено венками, цветами. Даже на палки от метел были надеты венки, а в дверные молотки были воткнуты букеты гиацинтов. А в окнах были выставлены инициалы и имя святого, составленные из голубых и красных анемонов.

И между этими разукрашенными домами нарядная толпа шумела и волновалась, как вышедшая из берегов река. Не только жители Диаманте праздновали память Сан-Себастиано. Со всей Этны съехались желтые и пестрые тележки, полные народу и запряженные лошадьми в праздничной, блестящей сбруе. Нищие, больные и слепые певцы сходились целыми толпами. A бедные люди, которым после несчастья не за кого было молиться, составляли целые шествия пилигримов.

Сошлось такое множество народа, что, казалось, город не сможет вместить всех. На улицах, в окнах и на балконах всюду виднелся народ. На высоких каменных лестницах сидели люди, и лавки были переполнены. Двери на улицу были широко раскрыты, и в сенях полукругом стояли стулья, как в театре. Тут сидели хозяева с гостями и смотрели на проходящие процессии.

На улицах стоял оглушительный шум. Мало того, что все говорили и смеялись. Тут были шарманщики, которые играли на шарманках, величиною с целый орган. Пели уличные певцы; мужчины и женщины резкими надорванными голосами декламировали стихи Тассо. Раздавались всевозможные выкрикиванья, из всех церквей доносились звуки органов, а на площади, на вершине Монте Киаро, играл городской оркестр, и эта музыка разносилась по всему городу.