Чудес никто не отменял - [2]

— А можно пример? — спросил я.

— Пожалуйста, — кивнул парень, — только что отпущенная мной мечта принадлежит двенадцатилетней девочке. Январская, волосы светлые, любит рисовать. В этой мечте она видит себя невестой в прекрасном шикарном белом платье, самой красивой и, что тоже очень важно, самой счастливой девушкой на свете.

Он дал мне время представить эту картину и продолжил:

— Заметьте, она не мечтает о толпе любовников, сексе, раннем взрослении и высоком рейтинге среди сверстников, что зачастую приводит к душевным травмам и психологическим расстройствам.

— В двенадцать лет? — изумился я.

— Бывает и раньше, — заверил парень, — так вот, эта мечта — чистая и светлая. Отнимать ее у ребенка было бы чудовищным преступлением.

Моей дочери уже одиннадцать. Надо будет приглядывать за ней повнимательней.

— А в противном случае, вы забрали бы мечту?

— Естественно, — кивнул ловец.

— Но, как же вы можете решать, какая мечта хорошая, а какая не очень? — спросил я очень мягко, чтобы не навлечь на себя справедливый гнев.

— А нас не на улице подбирают, — гордо ответил парень, — мы учимся шесть лет, после идет учебная практика, потом производственная. Проходим такие психологические тесты, что космонавтам и не снились. Никаких наркотиков, бокал вина только по праздникам. Постоянные испытания на профпригодность и курсы по повышению квалификации. Плановые и внеплановые проверки, без всяких там заблаговременных звонков. Из нас делают профессионалов.

— Да, но забирая чью-то мечту, вы лишаете человека права выбора и свободы воли, — заметил я.

— А для чего существуют дорожные знаки? — неожиданно спросил парень.

— Чтобы переходить улицу в установленном месте, — отрапортовал я заученную фразу.

— То есть, вы переходите улицу не там, где вы этого хотите, а там, где вам кто-то это разрешает?

— Ну, наверное, да — согласился я.

— И проявлять свою свободу воли и право выбора уже становится небезопасно?

— Выходит, что так, — кивнул я, понимая, к чему он клонит.

— Второе. Если вы стали свидетелем драки, где трое мальчишек бьют ровесника, вы бы вмешались?

— Естественно.

— А как же эта самая свобода воли?

— Ну… Это немного другое.

— Продолжим. Что, на ваш взгляд, конструктивней — поймать растлителя малолетних, и изолировать его от общества на определенный срок, а потом выпустить, или же, лишить его такой мечты до совершения преступления, и тем самым спасти жизнь, здоровье, и свободу и жертвы и преступника.

— Лишить мечты, — признал я.

— Что мы и делаем, — радостно констатировал ловец.

— Но судя по тому, что происходит в мире…

Парень помрачнел, но ответил с достоинством:

— Любая, даже самая нужная работа, не совершенна. Полиция не может поймать всех преступников. Дворники не способны идеально вычистить город — пройдитесь по улицам. Даже врачи не в состоянии спасти всех больных. Мы не можем создать рай на Земле, как бы не старались. Но без нас, уж поверьте, было бы гораздо хуже.

Он положил руку на сердце:

— Если бы плохие мечты, мысли и желания можно было ловить сетями, мы бы с радостью практиковали такой метод.

— А если все же попробовать? Чисто гипотетически?

— Если ловить все подряд, без разбора, многие станут несчастными, сами не зная — почему.

— Как все у вас непросто, — заметил я.

— Как сказал профессор Лапшин, мечта хочет развиваться в естественной благоприятной среде и проявляться в реальной жизни. Она не хочет, чтобы ее ловили. Вот именно поэтому мы ее и ловим. И чем раньше, тем лучше.

Этого я не понял.

— Давайте еще раз. Вы ее ловите, потому что она не хочет быть пойманной?

Парень согласно кивнул:

— Очень тонкая философия. Подумайте на досуге.

Мой поплавок скрылся под водой, леска натянулась, как струна. Рывок — и в воздух взлетел карась, отчаянно ругаясь и протестуя. Обыкновенный стандартный карась.

— Я смотрю, вам тоже сегодня везет, — поздравил меня парень.

Карась отправился в ведро и начал там бушевать, новый червяк неохотно занял освободившееся место на крючке.

— А как происходит сам процесс распознавания плохой мечты от хорошей? — вернулся я к теме нашего разговора, — Хотя бы в общих чертах.

— А вы кем работаете? — спросил парень, немного подумав.

— Я занимаюсь проектированием авиационных турбинных двигателей для местности с низким температурным показателем, — не без гордости ответил я.

— А вы можете мне, неопытному в этом вопросе, на пальцах объяснить принцип работы такого двигателя.

Я только усмехнулся.

— Что-то я отвлекся, — спохватился парень, насадил на крючок червяка и закинул в воду.

— А вы тоже ловите на червяка, — заметил я.

— Самая лучшая наживка, скажу я вам.

— А зимой?

— А вот зимой приходиться использовать альтернативные варианты, — бормыш, например. Но на него мечта клюет неохотно.

— Не любит бормыш?

— Ну, вот если мне предложат пельмени или манную кашу, — принялся рассуждать парень, — я выберу пельмени. Если только кашу, я могу ее съесть или обойтись простым чаем. По этой же причине червяк подходит больше. А прибавьте к зимнему периоду замерзшие водоемы и минусовую температуру — картина получается не очень продуктивной. Но есть одно «но».

— Новый год? — спросил я.