Что за девушка - [24]

— Как будто бы Майе есть чего стыдиться! — вставляет папа.

Мама глубоко вздыхает:

— Жаль, что тебе приходится слышать это от меня, но, возможно, оно и к лучшему… Майя говорит, что Майк бьет ее.

Я сжимаю вилку в кулаке:

— Что?

— Насколько я знаю, этим утром она пришла в школу с подбитым глазом.

Обычно я с презрением отношусь к фразам типа «она кипела яростью», потому что клише — фу, но могу поклясться, что я действительно вскипела обжигающей яростью. Я смотрю на папу. Похоже, что он тоже едва сдерживает злость.

Мама наклоняется над столом и кладет свою ладонь поверх моей. Когда она заговаривает, ее голос звучит ровно и примиряюще, как будто я лошадь, которую она не хочет спугнуть. Мама умеет сохранять спокойствие в сложных ситуациях.

— Я не знаю всех деталей. Но когда мама Майи позвонила, чтобы попросить выступить в поддержку, я немедленно согласилась. Она знает, что я в этом понимаю. В организации акций, я имею в виду, не в домашнем насилии.

Мама добавляет:

— Я планирую устроить собрание для родителей. Обсудить, как лучше говорить об этом с детьми. Не все готовы обсуждать столь сложные темы так открыто, как мы с твоим папой.

Я киваю:

— Хорошая идея. — Слова вытекают медленно. Мне сложно сосредоточиться, в ушах крутится фраза: «Майя говорит, что Майк бьет ее».

Папа швыряет вилку на стол.

— Хорошее начало, — поправляет он. — Но сейчас есть вещи поважнее обсуждения наших чувств. — Его голос в отличие от маминого нельзя назвать спокойным.

— Аарон, в таких ситуациях очень важно учить детей проговаривать и правильно выражать свои эмоции. — У мамы магистерская степень по специализации «социальная работа».

— А еще важнее в таких ситуациях учить детей действовать. Ты подумай, они же сегодня даже не отправили мальчика домой! — С каждым словом папин голос становится все громче. — Он ходил на уроки как ни в чем не бывало. Даже не пропустил тренировку!

Незачем спрашивать, откуда папе так хорошо известно, что сегодня делал Майк. Как и мама, папа очень неравнодушный человек.

Мама склоняет голову набок.

— Может, мне стоит побеседовать с Паркерами, — задумчиво говорит она.

— С родителями Майка? — спрашиваю я.

— Это, должно быть, тяжело для всей семьи, — продолжает мама. — Не думаю, что они знают, как поговорить с сыном о его поведении…

— Мама, ты что, правда думаешь, Паркеры поверят, что Майк мог так поступить? Они обожают его и никогда не поверят, что их сын мог ударить Майю.

Конечно, они не одни такие. Все обожают Майка. Если бы в академии Норт-Бэй выбирали короля бала, Майк становился бы им каждый год. Даже я бы за него проголосовала. В прошлом году, когда я организовывала митинг, требуя повышения зарплат школьному персоналу, он приходил на каждую встречу и убедил всю команду по бегу участвовать.

Но, конечно, я верю своей подруге.

Мама говорит:

— Но если у Майи виден синяк, как родители Майка могут отрицать случившееся?

Я медлю с ответом. Папа считает, что мама идеалистка, а он реалист и поэтому их брак так хорошо сложился. Я представляю, как сейчас проходит ужин у Майка: он и его младший брат сидят друг напротив друга, их родители по обе стороны стола. Полагаю, они ужинают в гостиной или столовой, точно не на маленькой кухне, и точно не едят каждый своей вилкой из общего котла вместо того, чтобы разложить ужин по тарелкам.

Может, Майк говорит, что это была случайность.

А может, и нет, потому что тогда придется признать, что это вообще произошло.

Может, он говорит, что это был не он, а кто-то другой. Но кто? И почему? Все знают, что Майк и Майя встречаются.

Впрочем, вполне возможно, что его родители даже не потребовали объяснения. Они, наверное, сочли, что Майя просто запуталась, или преувеличивает, или хочет привлечь внимание. Они, наверное, говорят, что ей нужна помощь: доктор, психотерапевт, госпитализация.

Может, даже медикаменты.

Даже если Майк признался, я уверена, его мама ужом извернется, лишь бы придумать оправдание:

«Он не виноват»,

«Он просто не рассчитал силы»,

«Ему в последнее время так тяжело»,

«Он ведь замечательный мальчик».

Я мотаю головой. Почему я думаю о том, что сейчас творится в доме у Майка? Я должна думать о Майе. Она, наверное, сейчас ужинает со своей мамой. Миссис Альперт, наверное, засыпала ее вопросами:

«Сколько это продолжалось?»,

«Почему ты не рассказала раньше?»,

«Ты уверена, что это была не случайность?».

Как и все остальные, миссис Альперт обожает Майка.

Если честно, меня тоже это все интересует. Но я никогда не стану расспрашивать Майю, как миссис Альперт. Мама Майи ее с ума сводит.

— Как выяснилось, это длилось несколько месяцев, — рычит папа.

Я сую руки под бедра, чтобы папа не видел, как они трясутся.

— И, — продолжает он, — они могут и не исключить его. У школы не прописан протокол на такие случаи.

— Как это не прописан протокол? — Мама с отвращением качает головой. — В школьной памятке четыре страницы посвящено кибербуллингу, а на этот счет ничего?

В первый день занятий в девятом классе вместе со школьной памяткой нам раздали устав академии Норт-Бэй. Он был испещрен словечками вроде «уважение» и «сообщество». В нем говорилось, что насилие среди учеников недопустимо. Должно быть, имелись в виду мальчишеские драки и девчоночьи скандалы. Того, что сделал с Майей Майк, эти правила, скорее всего, не предусматривали.