Что я натворила? - [72]

Кейт знала, что говорит с Таней, как с маленькой девочкой, но было сложно говорить с ней по-другому. Она хотела, чтобы Таня встречалась с кем-то, кто будет ценить ее как девушку и отнесется к ней с уважением. Поэтому тот, кто привез ее сюда и тут же укатил в неизвестном направлении, даже не заглянув и не поздоровавшись, не то чтобы соответствовал ожиданиям Кейт. Ей было сложно перестать применять ко всем представления об этикете, полученные за годы жизни в Маунтбрайерз.

Кейт чувствовала огромную ответственность за всех тех, кто жил в «Перспектив-Хаус»; больше всего она хотела быть в своих суждениях объективной и беспристрастной, но это было очень сложно. Про нового парня Тани у нее сложилось какое-то уж слишком клишированное представление — нежелательный тип, он ей не ровня, и от него будут одни неприятности.

— Спасибо, но я взрослая девочка, Кейт. Тем более, я уже и сама попросила его достать мне шлем, — ответила Таня и закатила глаза.

— О, хорошо. И дело даже не в том, что ездить без шлема — преступление, а в том, как непредсказуемы здешние дороги. Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось, — поспешно пояснила Кейт.

— Да. Непредсказуемая дорога, я поняла. Можно идти? — раздраженно произнесла Таня.

— Конечно, Таня. Просто я пытаюсь показать тебе, как здесь опасно, и мне интересно, с кем ты общаешься. Может быть, в следующий раз он хотя бы заглянет к нам поздороваться?

— Э-э-э… не думаю. Это как-то совсем странно!

— Я за тебя переживаю, Таня. Для тебя тут все в новинку, и я хотела бы, чтобы ты не торопилась.

— Нет, ты вовсе не это хочешь сказать, Кейт. Ты совсем не хочешь, чтобы у меня все было хорошо. Вы хотите, чтобы я сидела в своей комнате и жалела себя, чувствовала себя полным дерьмом, как эта Трэйси, или как там эту чокнутую звать, а ты будешь воображать себя этакой спасительницей, чтобы не думать о том, как у тебя в твоей жизни все дерьмово. Ты ведь поэтому так говоришь, да? — выпалила Таня.

Кейт ответила сдержанным тоном:

— Ах, Таня, если бы это было правдой. Хотелось бы мне, чтобы то, что я помогаю вам, как-то могло помочь мне самой, но, увы, так это не работает.

Таня закрыла лицо ладонями.

— О, боже, Кейт, прости. Я не знаю, почему я это сказала. Я вообще не имела ничего такого в виду!

— Таня, все нормально. И я очень рада — ты свободно говоришь то, что думаешь. Боже мой, когда ты только приехала пару недель назад, ты бы только кивнула и согласилась со всем, что бы я ни сказала. За такой короткий промежуток времени — такой прогресс, — улыбнулась Кейт.

— Я просто не привыкла, что кто-то обо мне заботится, и мне сразу кажется, что любое замечание — это объявление войны. А я не такая, чтобы просто взять и сдаться, — пояснила Таня.

— Я понимаю, Таня. Не волнуйся. Забыли, — махнула Кейт рукой.

Немного задумчивая и растерянная, Таня стала подниматься по лестнице.

Наташа молча наблюдала за этой сценой из-за барной стойки.

— А ты крепкий орешек, подруга, — сказала она.

Не ответив, Кейт удивленно вскинула брови, в глубине души больше всего желая, чтобы на месте Тани сейчас была Лидия.

* * *

Как и в каждый вторник, Том отправился в «Ловушку для омара» — он выступал перед местной публикой. Наташа отправилась на семинар по живописи и скульптуре в Труро, а Кейт приготовила и подала девушкам ужин. И, положив себе на тарелку кусок рыбного пирога, проткнула его вилкой. Из-под корочки запеченного пюре повалил ароматный пар.

Таня заткнула нос.

— Не говори, что это невозможно есть, пока не попробуешь, Таня.

— Но я же ничего не сказала!

— А тебе и не надо было, — Кейт рассмеялась. — Я же все вижу по тому, как ты нос заткнула.

— А мне кажется, это вкусно, — пропищала Стэйси.

Кейт улыбнулась ей. Милая Стэйси, всегда такая добрая и позитивная.

— Хорошо, миссис Жополизка! Да ты бы из дерьма пирог съела, если бы его испекла Кейт! — ответ Тани был предсказуемо злым.

Кейт не стала ничего говорить. У нее был достаточный жизненный опыт, чтобы знать — с подростком, который решил что-то доказать, спорить совершенно бесполезно. В груди у нее закололо, а тело заныло. Кейт ощутила жуткую скорбь. Она думала, что скорбеть можно только по тем, кто умер, но теперь она точно знала, что скучать можно и по давно ушедшему времени, точнее, по определенному моменту, когда ее дети были еще с ней, когда каждое утро она кормила их завтраком, а вечер — ужином.

Кейт скучала по необходимости готовить детям еду; было в этом что-то такое естественное, человеческое. Готовить завтрак было для нее одним из тех ежедневных ритуалов, которые много лет скрашивали ей жизнь. Иногда она вспоминала, как держала в своей ладони их крошечные ручки, как целовала их пухленькие щечки или вдыхала сладкий аромат на темечках — и тогда начинала безостановочно плакать. Ее дети, дети, которых она уже так давно не видела. Для девушек, живущих в «Перспектив-Хаус», Кейт была сразу всем — и психологом, и защитником, и ангелом-хранителем, но никогда ни для кого из них она не была матерью, даже тогда, когда ей уже доверяли. Не имевшая своих детей, Наташа в таком случае улыбнулась бы; подобные ситуации заставляли ее почувствовать себя членом огромной дружной семьи.