Что я натворила? - [48]
— Семь баллов, — ответила Кэтрин тихим голосом.
— Верно.
Марк провел пальцами по ее волосам, нежно поглаживая ее затылок. Пригнувшись, он поцеловал ее в спину, и Кэтрин почувствовала холодок на месте прикосновения его губ.
Марк отправился принять душ, а Кэтрин так и осталась стоять на коленях, вспоминая о том, что за этот день сделала не так.
Ее ноги онемели, и, как обычно, в ступни и пальцы, казалось, впились сотни маленьких острых иголок.
Пятнадцать минут спустя вернулся Марк, мокрый после душа и пахнущий лимоном. Он подошел к тумбочке и щелкнул кнопку на будильнике. Все готово. Затем Марк подошел к шкафу и выбрал галстук на завтра: васильково-синий шелковый галстук в желтый горошек, весьма стильный. Он достал из ящика комода пару запонок в виде шелковых узелков, одну синюю, вторую желтую. Достав пузырек с одеколоном, его обожаемый «Floris № 89», Марк нанес цитрусовый аромат за уши и на подбородок. Потом открыл нижний ящик и вытащил оттуда маленький кусочек вощеной бумаги, из которого извлек сверкающее стальное лезвие. Держа лезвие большим и указательным пальцами, Марк рассматривал его в луче света от лампы.
— Иди сюда.
Он указал на кровать, словно отдавая команду собаке.
Кэтрин встала. Ее ноги дрожали от напряжения. Она знала, что делать, знала уже очень давно; то, что сейчас должно было произойти, происходило с ней уже больше чем шесть с половиной тысяч раз. Шесть с половиной тысяч! Невероятно. Немыслимо, но факт.
Кэтрин легла лицом вниз по центру кровати, задрав сорочку чуть выше ягодиц. В этот момент Марк обычно всегда спрашивал: «Тебе удобно?», и Кэтрин либо что-то бормотала, либо шептала сквозь шелковое покрывало, что да. Она уже по опыту знала — отвечать что-то другое нет никакого смысла.
За столько лет Кэтрин стала рассматривать поведение Марка как нечто вполне «нормальное», в том только смысле, что «нормальное» — значит происходящее каждый день, все время, стандартное, рутинное, предсказуемое.
У Марка был свой способ резать Кэтрин. Он никогда не вскрывал тех надрезов, которые должным образом не зажили, резал, создавая некий узор из линий, располагавшихся в миллиметрах друг от друга, слегка по диагонали, от внутренней стороны к внешней. Заднюю часть бедер Кэтрин покрывал замысловатый рисунок из более чем шести с половиной тысяч шрамов, заживших и относительно свежих.
За один вечер Марк мог порезать жену лишь один раз — то есть прочертить одну линию — независимо от количества выставленных им Кэтрин баллов. Баллы не означали количество, по ним Марк определял глубину надреза.
Количество баллов варьировалось от нуля до двенадцати. За всю свою супружескую жизнь Кэтрин ни разу не получила ноль баллов и не думала, что когда-либо получит. При двенадцати баллах она теряла сознание, но иногда это было даже лучше, чем та жуткая боль, которую женщина испытывала в те дни, когда набирала девять или десять баллов.
Кэтрин казалось патологически удивительным, что у нее до сих пор идет кровь. Густая, липкая кровь шла из ее ран каждую ночь. Неужели ее еще хватало? Может быть, в один прекрасный день ее просто не останется? Как высохший источник: в нем больше нет ни капли.
Марк мог резать ее три минуты, а мог потратить на это и все десять. Кровь из ран Кэтрин потоком лилась на белые льняные простыни, образовывала следы в виде крохотных озер; в хороший день след был похож на озеро Плэсид, в плохой день — на Женевское озеро. Закончив с лезвием, Марк обычно насиловал жену.
После этого ночного ритуала он даже не разрешал женщине помыться. Даже двигаться ей не разрешал, пока он не заснет. И вот тогда Кейт, морщась от боли, переползала на свою сторону постели, засыпая, как только боль чуть-чуть утихнет. Иногда она плакала, и ее горячие слезы тихо капали на подушку. Но чаще всего нет — больше нет. Ибо тоже по опыту знала, что плакать бесполезно; все равно никто не увидит и не услышит этих слез.
Раздражающий сигнал будильника наполнил комнату; было шесть утра. Кэтрин неохотно открыла глаза. Марк уже проснулся и стоял рядом с кроватью, ожидая, когда проснется его жена. Он нежно взял ее за руку, и Кэтрин соскользнула с кровати, все еще сонная. Сорочка ее уже высохла и прилипла к кровавым разрезам на бедрах. Кэтрин стояла неподвижно и прямо, как вдруг Марк схватил подол ее сорочки и резко дернул за него. Боль разбудила женщину окончательно.
Марк снова взял Кэтрин за руку и повел в ванную. Она смотрела, как ее муж повернул кран, и из душа полилась вода.
— Сегодня, Кэтрин, у тебя целых две минуты.
Он улыбнулся и наклонился вперед, поцеловав жену в лоб. Она стянула свою окровавленную рубашку и бросила на пол. Встала под душ, и потребовалось несколько секунд, чтобы ее тело привыкло к температуре воды, которая была, как обычно, чересчур горячей. Но протестовать смысла не было. Свежие порезы всегда чуть пощипывали, но в конце концов можно было вынести и эту боль.
Кэтрин закрыла глаза. Вода лилась по ее лицу, смывая воспоминания о прошлой ночи и предвещая новый день, как две капли воды похожий на предыдущий. Достав с полки шампунь, она выдавила каплю пахнущей яблоком жидкости, немного больше монеты в пятьдесят пенсов, как ее мать учила ее много лет назад. Интересно, а теперь, когда пятидесятицентовая монета стала еще меньше, нужно все равно выдавливать столько, сколько раньше? Кэтрин вдруг вспомнила о других вещах, которые стали меньше с тех пор, как она была еще маленькой: «Wagon Wills», телефонные трубки, время в пути до Корнуолла…
Всегда ли рождение ребенка – счастье? Об этом не принято говорить, но бывает так, что появление детей разрушает семью. Это случилось с Джессикой и Мэттью. Их брак дал трещину, когда Джессика узнала, что беременна. Она не была готова к этому, и, хотя Мэттью был счастлив, ее не покидало болезненное чувство неправильности происходящего. Материнство не принесло Джессике желанного успокоения. Она все больше погружалась в пучину депрессии, испытывая к дочери противоречивые чувства: любовь, жалость, неприятие, страх.
Завязка нового романа Аманды Проуз происходит в переменчивые, мятежные шестидесятые. Дот Симпсон, девушка из рабочих кварталов Лондона, знакомится с богатым иностранцем Солом, чей образ жизни и внешность слишком сильно отличаются от того, что принято в консервативных кварталах, где она выросла. Но запретный плод сладок, и молодые люди отчаянно тянутся друг к другу, несмотря на общественное порицание. Кто же не выдержит первым? Окружение или сами влюбленные? Это не очередная история о Ромео и Джульетте — скорее уж о многолетней войне, разделившей людей из-за нелепых предрассудков.
Мартин покидает Англию, чтобы заработать на безмятежную жизнь со своей обожаемой Поппи Дэй, но пропадает без вести. Крошка Поппи до последнего надеется на лучшее, но однажды до нее доходит жуткий слух – Мартина похитили, и его жизнь в любой миг может оборваться. Тогда она решается на безумный, отчаянный поступок. Облачившись в восточное одеяние, Поппи отправляется в далекий, загадочный Афганистан, выдав себя за известную журналистку. В одночасье повзрослевшая Поппи оказывается без какой-либо защиты в самом сердце недружелюбной страны, среди гор и кишлаков, в компании отчаянного журналиста Майлза Варрассо и одного из местных головорезов, Зелгаи Махмуда.
Дамы и господа, добро пожаловать на наше шоу! Для вас выступает лучший танцевально-акробатический коллектив Нью-Йорка! Сегодня в программе вечера вы увидите… Будни современных цирковых артистов. Непростой поиск собственного жизненного пути вопреки семейным традициям. Настоящего ангела, парящего под куполом без страховки. И пронзительную историю любви на парапетах нью-йоркских крыш.
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.
Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…
Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.