Что-то придется менять - [9]

Блейз Забини выбрал для себя роль шута, которому, в общем-то, все равно, над кем смеяться. Иногда он даже позволяет себе поддеть Паркинсон и Малфоя. Маглорожденных он не любит так же, как и все остальные, но, видимо, придерживается мнения, что раз уж Грейнджер занесло сюда на семь лет, проще забыть, что она грязнокровка, чем портить себе нервы и аппетит. Думал ли он точно так или как-то иначе, Гермиона не знала наверняка, зато знала, что Блейза можно о чем-нибудь спросить и получить насмешливый, но внятный ответ, который не надо отчищать от мелких оскорблений и крупных эмоций. А если и надо вынуть оттуда пару мелких шпилек, то только потому, что это личный стиль Забини, а не потому, что он презирает лично ее. А спрашивать Гермионе приходилось довольно много: во-первых, очень неудобно жить в мире, где все друг про друга что-то знают, а ты не знаешь; ну а во-вторых, надо же поддерживать имидж! Так что с Блейзом у них случилось почти взаимовыгодное почти сотрудничество: Гермионе нужна была информация, а Блейз… Блейз просто любил поговорить. От него, например, Гермиона узнала практически обо всех маглорожденных первокурсниках, на общение с которыми она возлагала определенные надежды. Как показала практика — возлагала совершенно зря. Впрочем, пока речь об однокурсниках — вовсе не маглорожденных, таких в Слизерине не водится. Ну, кроме Грейнджер.

Миллисента Булстроуд была лучшей подругой Панси. Ну, насколько вообще дружат в Слизерине (дружат ли тут на самом деле или только делают вид — Гермиона пока не разобралась). Собственно, на этом рассказ о Миллисенте можно и завершить. Она следовала за Панси объемной тенью, смотрела ей в рот, заполняла паузы в разговорах уместным хихиканием и, кажется, готова была в случае необходимости встать на защиту Панси так же, как Крэбб и Гойл всегда готовы были разобраться с любым, на кого укажет им Малфой. Какая неведомая сила заставляла этих шкафоподобных существ (к коим по-честному стоит причислить и Миллисенту) таскаться за своими лидерами, Гермиона пока не понимала, как не понимала и того, почему эти трое прекрасно общаются между собой, сидя каждый вечер в гостиной на диване у двери, но стоит кому-то другому обратиться к ним, как они будто бы тупеют прямо на глазах, у них даже мимика меняется: вот только что Крэбб оживленно что-то шептал Милли на ухо, а вот поворачивается на оклик Драко, лицо вялое, в глазах ни намека на мысль… И ведь не то чтобы незаметно это происходит, кто угодно увидеть может, как они сидят вместе по вечерам, но ни у кого вопросов почему-то не возникают. То ли специфика слизеринского мышления, то ли они просто что-то об этих троих знают, а Гермиона нет, потому что маглорожденная.

Больше всех о ее маглорожденности нравилось вспоминать Теодору Нотту. Выражение лица у него при этом было такое, будто он сдирает корку с подсохшей болячки, и не поймешь, то ли больно ему, то ли просто процесс нравится. Когда Теодор не высказывался на тему «грязнокровки среди нас» и не учил уроки, он завидовал Малфою. Завидовал настолько явно, что это казалось не только неприличным, но и неправдоподобным. Ну, да, судя по словам Блейза, род Ноттов был в два раза беднее Малфоев, да и влияние растерял за последние два-три века, уступив место на политической арене как раз вот Малфоям и Блэкам (коих, к слову, почти уже не осталось, и что там теперь творится с политической ареной, Гермиона так толком и не поняла). Но по меркам простого волшебника, Нотты все еще были достаточно обеспечены и весьма могущественны. Да им самим в пору было завидовать! Но что-то все-таки не давало Теодору покоя, заставляя раз за разом рассказывать, как именно он ответил бы на вопрос, который задали Драко, что бы он купил, будь у него такие деньги, и с кем и как он разговаривал бы, будь у него такие же связи. Это раздражало. То есть, на самом деле раздражало. Даже Гермиону. Не то чтобы Гермиона отличалась терпимостью к чужим странностям, скорее наоборот — видимо, ей хватало своих; но обычно она относилась к подобным вещам спокойнее. Может быть, и к Тео она отнеслась бы со снисхождением, если бы он не поминал ее саму наравне с Малфоем через каждые десять слов. Ну не любила она пристальное внимание, что же тут поделаешь…

Дафна Гринграсс (вот оно, еще одно мифологическое имя!) тоже не любила пристальное внимание. Выглядела бледно, одевалась просто, высказывалась тихо и только после прямого обращения. Некоторое время Гермиона думала, что Дафна просто очень скромная, даже зажатая но внезапно обострившееся чутье не давало принять эту версию за основную. Почему-то Гермионе быстро стало казаться, что Дафна просто не испытывает желания общаться с сокурсниками, как и она сама. Пожалуй, она сама вела бы себя примерно так же, если бы не родители, если бы не привычка носить маски, если бы не… много что! Она, конечно, не могла быть уверена, и в любом случае не полезла бы к Дафне с вопросами по этому поводу, но уже начала ей немножко завидовать. Тихую Дафну никто не воспринимал всерьез и вообще практически не учитывал. Просто человек-невидимка! Вот как она выглядит, настоящая свобода… Разумеется, Гермиона понимала, что как у любой представительницы чистокровного семейства (о жизни коих ее тоже просвещал Блейз, будучи в болтливом настроении) у Дафны наверняка море обязательств, расписанное до деталей будущее, предопределенный муж и даже количество будущих детей регламентировано. Но сейчас Гермиона ораторствовала посреди гостиной, лавируя между одобрением и презрением однокурсников, а Дафна спокойно взирала на это из кресла, и никто-никто ее не трогал. Как тут не позавидовать?