Что тебя ожидает после смерти - [14]

Можно предположить, что душа, столкнувшись с существенными истинами существования — столкновение нового порядка, внутренне лицом к лицуи сердцем к сердцу, прямое и интуитивное общение сущностей, в конечном счёте почти–ангельское знание — чувствует себя охваченной волнением. Это последнее слово (волнение) будет понято почти в бергсоновском смысле, то есть без допущения малейшего плотского, чувственного или чувственного элемента: волнение чистое, исключительно духовное, подобное волнению, очень внутреннему, предшествующему малейшему звуку, который порождает в душе музыканта основная мысль будущей симфонии. Нет больше покрывала, как здесь в этой жизни, нет больше medium'а, нет больше чувственного знака для невидимой реальности, нет больше "таинства"; ничто не вмешивается больше между душой и предметом её знания: понятие и образ не принадлежат больше этой новой жизни. Сами реальности, quiddités (чтойности) существ, отпечатываются отныне такими, какие они есть, без "сверхчуственных видов" — как здесь в этой жизни на самых высоких ступенях мистического знания — в чистом сознании. Нет больше способа убежать от истины, ее скрыть; двусмысленность, ошибка, недоразумение, лицемерие становятся невозможными. То, что происходит в душе, её содержание, её деятельность, её осознание, всё это становится тем более поразительным, оставляет тем более глубокие следы и обогащается реальностью, настолько же более плотной, насколько исчезает искажающий туман чувственного знания. Сумма Теологии (3–ья Часть) показывает нам всю психическую систему глубоко измененную развоплощением: страсти, например, теряют все то, чем они обязаны были здесь в этом мире симбиозу души и тела (темперамент, нервный порыв, аппетиты, подстрекаемые "плотью"), чтобы стать чистыми стремлениями духа. Отнюдь не теряя в реальной жизненности, в подлинной силе, психическая деятельность напротив выигрывает. Ночь пришла: Джуан–Дзы превратился в бабочку, ведя жизнь бабочки…

Тогда следовательно, когда упоминается "сон" смерти, когда прибегают к аналогии сна, речь идет только о том, чтобы показать, как душа, отделенная, отрезанная от любого контакта с миром чувственного опыта, обнаруживает в самой себе целую духовную вселенную, которая не только субъективна, но и приносит ей также внутреннюю реальность, психическую изнанку внешнего космоса. Но в противоположность спящему, покойник не находится в борьбе с тенями. Отнюдь не создавая сам иллюзорную психосферу, происходящую из одной души, как ткань паука, он сталкивается с творением Бога, с миром объективным, реальность которого, перманентность, ускользают от его контроля. Наконец и главным образом, в то время как в земном сне Я, как пленник его низших способностей и парализованное ими, неспособно осуществить свой моральный выбор, выносить суждения, опирающиеся на свободу воли, в промежуточном состоянии, напротив, которое нам представляется hinc et nunc (отсюда и сейчас) как "сон" лишь потому, что оно является "сверх–бодрствованием", экстатическим вниманием, неслыханной здесь в этой жизни концентрацией, Я, какбы искалечено оно не было отсутствием тела (из‑за недостатка "славы", "полноты", в смысле 1 Кор 11:3; Еф 1:23), оказывается как раз, как никогда ранее во «дни плоти», способно наконец «понести в руке своего совета", "как было в начале" человеческой доли (Еккл 5:14–17).

VII. Рай и чистилище

Томистская школа в согласии с Tertia Pars (Третьей Частью) Суммы Теологии, рассматривает чисто духовное существование отделенной души как онтологическое чудовище. Без ошибки Адама, никогда человек, человеческий состав, как говорит Аквинат, не подвергся бы этому существенному повреждению. Христианство, как это показал во всем его творчестве самый большой католический поэт настоящего времени, Поль Клодэль, не является "спиритуалистической" религией, но религией цельного, интегрального, полного человека. Тело также участвует в искуплении: наше принятие даже является окончательным лишь после вхождения нашего физического организма в славу; сейчас, «мы спасены только в надежде» (Рим 8:23). Нам следовательно нужно, уже сегодня, для грядущего великолепия «представить это тело в жертву живую, святую, благоприятную Богу»; через "жертву (истинно) духовную» — так как, «если нужно поклоняться «в духе», то Христос требует также, чтобы это делалось "в истине", в истине нашей природы (Ин 4:23) — никакого поклонения, соответствующего поклонению Воплощенному Глаголу (logikê latreïa) без этой жертвы совместной, дополнительной нашего тела (Рим 12:1).

Это тело Бог нам сохраняет таким, какое оно есть, от вечности[20]. С самого его начала, оно следовательно принадлежит Богу, оно посвящено Yahweh, как член Христа: это — храм Святого Духа, в котором нам надо прославлять Бога[21]. С тех пор как Глагол облекся в наше рабское условие (существования), приняв наше тело, которое несёт, в силу падения, знаки, stigmata рабства, мы несем в наших телах эти отличительные знаки нового рабского служения по отношению к Богу, к Его справедливости. Многократно св. Павел видит в связи тела с человеком аналогию отношений между Церковью и Христом. Такое достоинство даёт нам понять, почему наши физические организмы призваны к тому, чтобы разделить славу Воскресшего (Фил 3:21). Нам надо следовательно быть «во всей полноте освящёнными… и без порока» ввиду Парусии; итак, это полное посвящение Богу предполагает обожение благодатью, Духом святым, нашего ТЕЛА (1 Фес 5:23).