Что тебя ожидает после смерти - [16]

Но этот "рай", который мы описываем главным образом согласно Писаниям, этот Schéôl, который ведёт к блаженству отделенной души, не есть ли это католическое "чистилище"? Это — то, что мы попытаться теперь увидеть.

VIII. В чём состоит "очищение"

Невозможно для духов предварительно "чистых" — произвольно, антиномически "чистых" — столкнувшимся, как мы это увидели выше, внезапно, с целой духовной вселенной, с космосом субстанциональных сущностей и форм, с миром уже не количественным, но качественным, и особенно с фундаментальными истинами существования, возникающими, или скорее всегда присутствующими, но наконец ставшими единственным объектом внимания… невозможно, говорю я, этим развоплощённым душам не быть возмущёнными сверху донизу, измененными в их глубинах и, если мы берем слово в том смысле, как его понимал Бергсон, не быть охваченными волнением[26].

Нет больше лжи, онтологической или моральной, но обратная сторона, кулисы мира. Нет больше "знаков", символов, посредников. Нет больше образов, фантазмов, понятий, абстрактных сущностей, но непосредственное знание, интуиция (в самом прямом, самом непосредственном смысле термина) существ конкретных, индивидуальных, однако не в том, что у них есть очевидного, количественного, материально феноменального, «сделанного, чтобы поражать чувства», иррационального, абсурдного, не–бытийного следовательно, но в том, что у них есть качественного, духовного, ноуменального, существенного, «сделанного для беседы mente ad mentem (ума с умом)», рационального, "логического" — в том смысле, где Логос, Глагол, является, согласно Соловьёву, смыслом, пониманием, значением этого мира — и следовательно в том, что есть от бытия и от Бытия (Сущности). Нет больше покрывала, следовательно, как мы сейчас говорили, medium'а, "таинства", "тайны"; но, реальность каждого творения оказывается отпечатанной, такой, какая она есть, в голом сознании отделенных душ.

Невозможно отныне убежать от истины, скрывать ее, загримировать, плохо её понять. Именно тогда и так "сон" смерти становится "пробуждением". Переходят из одного мира в другой, или скорее, в одном и том же и едином творении, с лицевой стороны на оборотную: душа, наконец возвратившаяся в себе самой, обнаруживает подлинный "эон", который она игнорировала: «Дух, я была духом!»

Она "засыпает", следовательно, для такой игры познаваемых объектов, лишь для того, чтобы пробудиться для другого. И, даже для Святых, это пробуждение может лишь смешивать ужас с радостью:

Quid sum miser tunc dicturus,

Quem patronum rogaturus,

Cum Vix justus sit securus?[27]

Без сомнения, по той мере, в какой на земле мы будем жить в свете Евангелия, откровение, которому мы будем обязаны смерти принесет нам меньше неожиданности и изумления; без сомнения ещё, мы будем настолько восхищены от того, что видим наконец Бога оправданным, что обнаружим, насколько мы имели основание верить, что проверим прямым контактом совершенную точность и истинность догматических истин, что эта радость заставит побледнеть, как свечу в полном свете дня, боль от того, что мы будем созерцать, почти вопреки себе, то, что здесь в этой жизни мы не хотели видеть, то, что в этой жизни мы предпочитали игнорировать, то, что следовательно, мы не познали. Между тем, даже для самых святых, это видение должно хранить в себе нечто ужасающее. У св. Павла было предвкушение рая[28]; гигант универсального апостольства проник, как и его Учитель между Страстной Пятницей и Пасхой, даже туда, где отделенные души "слышат" и произносят, самой своей сущностью — то, чем они являются, там есть то, что они говорят — слова «неизреченные здесь в этой жизни», и что и не позволено, и не возможно полному "человеку", из души и тела, открыть в этой земной жизни (2 Кор 12:3–4; Лк 23:43; 1 Петра 3:19). Без сомнения Павел также смог «проповедовать находящимся в темнице духам», привилегия, очень достойная Апостола и Того, кто из него сделал «сосуд, избранный» между всеми (Деяний 9:15). Он погрузился в эту "глубину", о которой мы говорили (Ефес 3:18), "царство мёртвых", согласно св. Афанасию. Итак, перед этими бездонными перспективами бездны, он как бы колебался, неспособный даже вспомнить, был ли он "восхищен" живым — «в его теле» — или умершим — «вне его тела», в состоянии отделенной души. Эта "глубина" Schéôl'а, говорит Павел, эта "бездна", которая есть " смерть", это — ужасная, грозная реальность, настолько подавляющее откровение, что душа, испытывающая головокружение, рискует потерять всякое самообладание, не была этой «любовью Божией во Христе Иисусе, Господе нашем», которая его как бы объемлет и его поддерживает (Рим 8:38–39). В самом отрывке, где Апостол говорит Ефесянам о Мистическом Теле, о "полном" Христе и об организме, который Его проявляет здесь в этом мире, нам предлагается оценить размеры Церкви, какими являются размеры Иерусалимского Храма у Иезекииля, и размеры окончательный Города в Апокалипсисе (Еф 3:18). Именно здесь встаёт вопрос о Церкви "католической ", то есть универсальной: простирающейся в "широту" всех народов земли; в "долготу"через века; в "высоту", так как она торжествует с Блаженными на небе; в "глубину", наконец, так как она простирает ее общение святых благ душам, сокрытым в Hadês. Так как божественное всемогущество не останавливается у дверей Schéôl'а; оно глубже, чем он (Иов 11:7). Поэтому «взойду ли на небо, Yahweh, Ты — там; сойду ли в Schéôl (преисподнюю), и там Ты!» (Псалом, 138:8).