Что такое руна? И другие эссе - [63]
Асатру — это этническая религия североевропейских народов, говорящих на языках германской группы. Асатру не могла быть продуктом никакой другой этнической группы. Освальд Шпенглер метко описал душу северных европейцев как «фаустовскую». Он говорит нам, что «основной символ» фаустовской души это «чистое и бескрайнее пространство».
«Как бы ни отстояли друг от друга латинские церковные гимны на христианском Юге и Эдда на остававшемся языческим Севере, они тождественны во внутренней пространственной бесконечности строя стиха, просодики и образности языка. Достаточно прочесть Dies irae наряду с не так уж и отдаленным от них по времени возникновения Прорицанием вёльвы: это та же железная воля, побеждающая и ломающая всякое сопротивление зримого.[179]».
Фаустовская душа характеризуется самодостаточной внутренней сущностью, склонной к одиночеству и меланхолии — сочетающаяся с неутомимой, рвущейся наружу волей. Европеец всегда стремился выходить за рамки: исследовать, искать приключения в других землях, завоёвывать, вглядываться в загадочные глубины вещей, находить новые формы контроля и манипуляции своим окружением. Вовсе не обязательно, что такие качества никогда не встречались у других народов, но — как верно отметил Шпенглер — наиболее чётко выражены и развиты они именно в северном европейце.
Мы находим фаустовский дух в наших богах. Один— это неутомимый странник, глава дикой охоты. Со своего трона Хлидскьяльва он может обозревать весь мир. Два его ворона, Хугинн и Мунинн (Мысль и Память), летают над всей землёй и приносят новости обо всём произошедшем. Но есть секреты сокрытые даже от него, и существа (такие как норны), над которыми он не властен. Также как и мы, он горит желанием узнать сокрытое и контролировать свою судьбу. Он повесился на древе на девять ночей и заполучил тайну рун — тайные знания, которые объясняют всё. Также он искал мудрости от источника Мимира (источника памяти) и пожертвовал глазом, чтобы испить из него. Мы и есть Один, а он является воплощением фаустовского духа.
Шпенглер пишет: «Валгалла витает по ту сторону всех ощутимых действительностей, в далеких, темных, фаустовских пространствах. Олимп покоится на близкой греческой земле; рай отцов церкви представляет собой какой-то волшебный сад где-то в магической Вселенной. Валгалла нигде не находится. Потерянная в безграничном, она со своими нелюдимыми богами и витязями выглядит чудовищным символом одиночества. Зигфрид, Парцеваль, Тристан, Гамлет, Фауст — самые одинокие герои всех культур. Припомним в Парцевале Вольфрама чудесный рассказ о пробуждении внутренней жизни. Тоска по лесу, загадочная жалость, несказанная заброшенность: это фаустовское, и только фаустовское. Каждый из нас знает это. В гётевском Фаусте мотив этот снова возвращается во всей своей глубине:
(Перевод Фета).
Это переживание мира совершенно незнакомо аполлоническому и магическому человеку, как Гомеру, так и Евангелиям[180]».
Асатру это выражение уникального духа германских народов. Можно обоснованно утверждать, что дух германских народов это и есть Асатру, понимая его миф и знания попросту как способ, которым народ проектирует свой дух перед собой в твёрдой форме. Здесь мы возвращаемся к «политическому» аспекту данного эссе: ценить Асатру значит ценить народ Асатру; ценить их выживание, их уникальность, их процветание. Ведь без одного не будет и другого.
Асатру была бы невозможна без народа породившего его, и не может продолжать существовать без этого же народа. Политкорректные общины Асатру типа Troth (ранее Ring of Troth) по сути отвергают идею того, что Асатру является этнической религией и более-менее относятся к ней по модели унитарной церкви, открывая свои двери всем народам. Но это попросту абсурдно. Асатру не является транснациональным «вероучением», которое может без проблем «исповедоваться» всеми народами. Это мировоззрение определённого народа, выкованное в его столкновении с условиями определённой территории. Подход организаций типа Troth лишь демонстрирует, что по-настоящему преданы они только гражданской религии современного, секулярного либерализма, к которому Асатру (и всё остальное) должна подходить. Но никто из людей с малейшими знаниям о сагах не поверит в то, что Асатру неким образом совместима с современным либерализмом.
Мне приятно осознавать, что небелые находят наследие моих предков притягательным. Они могут изучать его как захотят — на самом деле, я бы только поддержал их в таком начинании. Но это не их традиция, и я бы не предложил им считать себя «одними из нас» или принять участие в наших ритуалах. Я считаю синтоизм крайне интересным, я вообще очень интересуюсь японской культурой и очень уважаю японский народ. В то же время, я бы ни в коем случае не решил бы стать синтоистом, так как я белый европеец и это не моя традиция. Между прочим, даже если бы я захотел стать синтоистом и японцы вежливо бы мне отказали, никто не посчитал бы сегодня это шокирующим или предосудительным. В то же время, если Асатру займёт такую же позицию и провозгласит, что наша этническая религия лишь для людей нашего народа, к этому отнесутся как к скрытой форме «расизма». В любом случае, нам придётся так поступить и воздвигнуть нитсшесты
