Что такое наука, и как она работает - [97]
Ученые и экстрасенсы не лишены человеческих недостатков и подвержены предвзятости восприятия (также называемой эффектом ожидания наблюдателя или эффектом ожидания экспериментатора). Такое предубеждение может принимать разные формы, но в простейшем случае оно состоит в том, что кто-то замечает только то, что очень хочет увидеть, и не замечает опровергающие результаты[221]. Его также можно описать как подсчет попаданий и игнорирование промахов. Существует тонкое различие между ситуациями, такими как N-лучи, и упомянутыми ранее примерами поисков красной панды в Роттердаме и «битвы» за Лос-Анджелес. Здесь не ошибаются, принимая одно за другое; скорее, человек неправильно воспринимает связь одного предмета с другим. Предвзятость восприятия возникает даже при полностью точных наблюдениях за объектами природного мира.
В отличие от многих других способов мышления, наука в целом (а также большинство отдельных ученых) прилагает согласованные и целенаправленные усилия для компенсации источников ошибок. В частности, хотя ученые неоднократно демонстрировали, что утверждения о психических и паранормальных явлениях не выдерживают критической проверки, ни претенденты на паранормальные способности, ни их коллеги никогда не проводили подобные проверки. Среди членов сообщества экстрасенсов не принято оспаривать утверждения других экстрасенсов. Напротив, такая критическая проверка — непростительное нарушение этикета. В своем превосходном эссе «Преодолевая пропасть между двумя культурами»[222], ссылаясь на общепринятые нормы культуры Нью-Эйдж, важной частью которой она была, Карла Макларен пишет:
«...оскорбления с переходом на личность считаются примером эмоционального дисбаланса (когда ваши эмоции управляют вами), в то время как глубокий скептицизм считается формой психического дисбаланса (когда вами полностью управляет интеллект). Оба поведения являются серьезным культурным табу, потому что и эмоции, и интеллект считаются проблемными областями психики, которые делают очень мало, но удерживают человека от (предположительно) истинного и возвышенного царства духа».
Напротив, глубокий скептицизм в отношении любых идей — это не просто культурная норма в науке, отказ от такой деятельности под запретом. У меня много коллег-ученых, которых я считаю близкими друзьями, и на наших ежегодных встречах мы подходим к микрофону и пытаемся публично дискредитировать идеи друг друга. Это не следствие плохого воспитания или склочного характера — мы обязаны так поступать. Подобное поведение вплетено в ткань современной науки, а иначе мы не сможем тщательно проверять свои и чужие наблюдения с помощью методов, специально разработанных для компенсации наблюдательных ошибок человека, о которых мы теперь знаем. Кроме того, в ткань науки вплетено стремление отвергать предыдущие идеи, когда оказывается, что они ошибочны. Признание ошибки может дискредитировать конкретную идею или теорию ученого, но увеличивает доверие к самому ученому — по крайней мере, к этому нужно стремиться. Не могу удержаться от повторения цитаты Карла Сагана из главы 5: «...в науке нередки случаи, когда ученые говорят: “Вы знаете, это действительно хороший аргумент; я был неправ”, и они действительно меняют свои убеждения, и вы больше никогда не услышите от них старые аргументы. Это происходит не так часто, как следовало бы, потому что ученые — тоже люди, им трудно расставаться с заблуждениями. Но это происходит каждый день. Я не припомню, когда в последний раз подобное случалось в политике или религии». Конечно, ученые тоже могут быть мелочными, злобными и завистливыми людьми, которые проявляют злорадство и поведение, не вызывающее восхищения. Однако идеал, которого, на мой взгляд, достигают многие, заключается в отсутствии этих достойных сожаления свойств характера и в способности продуктивно работать вместе с теми, с кем мы бываем категорически не согласны, с общей целью разгадать механику природы.
Несмотря на идеалы, не ясно, в какой степени конкретный ученый, будучи человеком, может полностью избежать предвзятости наблюдений и особого отношения к собственным наблюдениям. Но в любом случае, те ученые, которые не сделали заявленное открытие (и, вероятно, меньше им восхищаются), будут менее восприимчивы к ловушке предубеждений. Когда одна научная группа сообщает об открытии, другие группы немедленно приступают к проверке. В некоторых случаях, если группы конкурируют или даже враждуют между собой, они могут чрезмерно скептически относиться к выводам соперников, и возникает аналогичное искажение, только с противоположным знаком: скептики ничуть не меньше склонны к предвзятой вере в опровержение наблюдения, чем те, кто верит в его существование. Конечно, многие люди, не имеющие отношения к науке, тоже тщательно изучают новые идеи и скептически относятся к тому, что им говорят. Однако многие (если не большинство) люди генерируют убеждения, основанные на единичном или небольшом количестве опытов, а затем старательно придерживаются этих убеждений годами, защищая какую-то идею или противодействуя ей. С точки зрения науки, это недопустимая предвзятость, и нужно принимать все возможные меры, чтобы ее компенсировать. Чем больше мы понимаем источники и природу предвзятости человеческого восприятия, тем более развитыми становятся научные методы их устранения.
