— У тебя какой вагон? Одиннадцатый? Это в конце. Идем же, всего пять минут.
Пять минут. Билет. Договор. Бумажки.
— Я не поеду.
— Ты с ума сошел!
— Вадька, не ругайся. Как раз сейчас меня не надо ругать. Я никуда без нее не поеду.
Вадим оторопело молчал. Тамара улыбалась Аркадию. Репродуктор кому-то объявлял, что до отхода поезда осталось две минуты.
— Ну, спасибо, Вадим, — торопливо проговорил Аркадий. — И тебе, Тамара.
Аркадий близко заглянул Тамаре в лицо и почувствовал, что она — она одна — его понимает. Он вдруг поцеловал ее, подхватил чемодан и пошел к выходу. Как раз в эту минуту тронулся поезд.
— Билет пропал, — с сожалением заметила Тамара, смущенно глядя на Вадима.
— Какое право он имел целовать тебя? — угрюмо спросил Вадим. — «Спасибо, Вадим». За что спасибо?
— За то, что ты такой, какой есть, — тоном старшей объяснила Тамара.
У Вадима чуть-чуть оттаял взгляд.
— А какой я есть?
— Ты — хороший. Ты очень хороший, Вадим. Самый лучший.
Уже никого не осталось на перроне. Давно исчез во тьме красный огонек последнего вагона. Было тихо, даже тот надоедливый паровозик, что формировал состав, кончил свое дело и угомонился, примолк.
— Помирятся они? — спросила Тамара.
— Нет.
Она помолчала, прежде чем возразить. Первый раз ей предстояло не согласиться с Вадимом. Но потом все-таки сказала:
— А я думаю — помирятся.
Вадим положил руку ей на голову. Вышло неловко, он стянул берет. Тамара не заметила. Вадим обнял ее, и Тамара покорно приникла щекой к холодному колючему сукну его тужурки. Вадим коснулся губами ее волос.
А потом они долго бродили по городу, все шли и шли и не могли дойти до ее дома. Не подсказать ли им, что вот тут свернуть бы налево, и через два переулочка… Но нет. Лучше оставим их. И нескромно, и грустно невлюбленному человеку бродить по следам тех, чьи сердца бьются согласно. У влюбленных — своя дорога. Пусть будут счастливы!
