Что сердцу дорого - [74]
Аркадий вдруг заметил, что сжимает в руке конверт. Он достал письмо Андрея и стал читать. Это было первое его письмо, в нем не было ничего неприятного, и Аркадий прочел его все, с первой до последней строчки.
«Привет из Сибири, Аркадий! Как твои дела? Пиши обо всем.
Я прекрасно устроился. Работаю пока чернорабочим на строительстве, но по вечерам учусь на курсах сварщиков-верхолазов. Замечательная профессия. Держишь в руках горелку с шипящей струей пламени и сам себя чувствуешь каким-то всесильным: коснешься струей железных балок в одном, в другом, третьем месте — и вот уже поднимается каркас будущего цеха, моста, высоковольтной мачты… Я стараюсь, и мастер говорит, что из меня будет толк.
Живу в общежитии, в комнате нас четверо. Я со всеми подружился. Аркадий, хочу доверить тебе одну тайну. Понимаешь, я влюбился. Началось еще в поезде. Может, помнишь, уезжала девушка, мать еще все уговаривала ее быть осторожной. Ее зовут Лидой. Она удивительная, необыкновенная. Я не достоин ее любви, но ничего не могу с собой поделать. Но она очень хорошо ко мне относится, и иногда мне даже кажется, что я ей тоже нравлюсь. О своей любви я пока не решился ей сказать.
Какая прекрасная штука — жизнь. Я каждую минуту счастлив, честное слово, и мне кажется, что так будет всегда. Но я все о себе и о себе. Не считай меня эгоистом. Пиши, как живешь. Может, тоже махнешь в Сибирь, а? Приезжай, буду рад. Вадим уверяет, что ты не способен на такой шаг, но я с ним не согласен. Да и чего бояться? Меня встретили, как родного, хотя у меня не было даже ни одного знакомого. А ты можешь быть уверен, что тебя встретит человек, который будет очень рад твоему приезду.
Ну, пока, до свидания. Жму руку. Андрей».
— Жму руку. Андрей, — вслух повторил Аркадий.
Он вдруг почувствовал себя увереннее, точно и в самом деле ощутил это дружеское рукопожатие. Точно заблудившись в метельной степи, вдруг увидал проторенную кем-то едва заметную тропку.
«Уеду, — думал Аркадий, все так же неподвижно стоя возле окна. — Уеду в Сибирь. Сейчас же пойду на вербовочный пункт и подпишу договор. И подпишу… А Соня?»
— Соня!
Он быстро обернулся и заглянул в дверь спальни, испугавшись, что разбудил этим невольным возгласом отца. Но отец спал. Соня… Кончено. Дважды он потерял Соню. Первый раз из-за той нелепой ссоры, когда был с Левкой. Второй… Может быть, снова пойти к ней? «Прости меня, Соня!..» Нет. Мало. Не простит. Не поверит, что стал иным. Стал? Или только хочет стать? Все равно. Надо доказать ей, что он может… И для этого стоит уехать в Сибирь. Уехать далеко, чтобы в разлуке стать ближе к Соне. Оттуда написать ей все.
А если все-таки… Пойти и высказать то, что передумал, что перечувствовал. «Соня, я пришел к тебе…» Нет, не выйдет. Сейчас не выйдет. Значит… Значит, надо ехать.
Отец услышал шаги Аркадия, проснулся, кряхтя слез с кровати. Аркадий был уже в пальто, вернулся в комнату за папиросами.
— Ты надолго, Аркаша? — миролюбиво спросил отец. — Нам надо поговорить.
— Боюсь — теперь будет некогда, — независимо отозвался Аркадий. — Я уезжаю.
— Брось дурить! — беспомощно моргая, проговорил отец. — Неужели ты всерьез подумал, что я…
— Я больше не хочу думать, — сказал Аркадий. — Я уезжаю. Это решено.
— Аркадий!
— Пока!
Звонко щелкнул в двери замок, и этот звук как бы окончательно отсек от Аркадия все прежнее, отрезал ему путь к отступлению.
41
Чемодан стоит посередине комнаты на стуле, железнодорожный билет с плацкартой лежит на столе. Аркадий едет. Неужели все-таки едет? Хорошо ли, глупо ли это, — попробуй, реши. Отец уверен: глупо.
— Ты думаешь, там тебя ждут молочные реки и кисельные берега? Не радуйся, голубчик. Это в газетах расписывают всякую романтику, чтобы увлечь дурачков вроде тебя. Черный труд, тощая зарплата и собачий холод — вот что тебя ждет.
В нижней рубашке с расстегнутым воротом и в брюках на подтяжках, отец ходит по комнате, шаркая шлепанцами. Ворчит на газетную романтику. А давно ли обзывал Аркадия негодяем? Пусть теперь покрутится. Хотя бы назло ему стоит уехать.
— Ты ставишь меня в безвыходное положение. Ведь не могу же я бросить квартиру на чужого человека.
Ага, вот теперь ты заговорил по существу. Карауль сам, если хочешь.
— А зачем тебе квартира, отец?
— Как — зачем! Да ведь не вечно я буду жить там. Ты не представляешь, как там трудно.
— Вот именно. Перебирайся с матерью сюда.
— Разве я здесь столько заработаю?
— Во всяком случае, прожить хватит. Да и накопленного на десять лет достанет.
— Что там накоплено… Жалкие крохи! Аркаша, ну брось ты свою затею. Оставайся! Хочешь, я тебе буду опять переводить деньги? — Пятьсот мне трудно, но триста рублей я, пожалуй, смогу, — просительно говорил отец.
— Нет, — отозвался Аркадий. — К тому же я оказался, как видишь, ненадежным сторожем.
— Я не понимаю тебя, — развел руками отец. — Зачем ты едешь?
— Жить.
Что-то новое ощущал в себе Аркадий. Словно сам он стал выше ростом, и в то же время раздвинулся, просторнее сделался мир.
Но в последний день перед отъездом вдруг просочилась в сердце непрошенная горечь. Стало грустно, обидно, бесприютно, и совсем пропала недавняя уверенность в себе и чувство свободы. С утра Аркадий крепко поссорился с отцом, тот даже заявил, что не пойдет провожать.
