Что с тобой случилось, мальчик? - [10]

Накатывают волны, холодом дышат. Повернулся я, чтоб пойти домой, и увидел: город огнями сверкает. Огни в горы взбираются, видно, как ниточки улиц тянутся пунктиром неоновых светильников, машины едут, фарами светят.

И тогда подумалось: «Никто в этом городе меня не знает, у всех тёплые дома, постели. Небось телевизоры смотрят, ужинают…»

Двинулся я по причалу, и рядом какая‑то тень двинулась. Смотрю — тот самый пёс. Идёт возле ног, хвостом виляет.

Вроде теплее стало.

Дошёл берегом моря к лодочному причалу. Хотел поглядеть, что там делается. Ещё издали увидел: прожектор с крыши пограничной будки светом лупит, освещает весь ряд зачаленных лодок, а в самой будке солдат торчит.

Тут же свернул к дому. Подошёл к ограде, толкнул калитку и захлопнул её перед носом пса.

На втором этаже, где хозяева, окна светятся. А внизу темно. Тычу ключом в дверь, в замочную скважину, еле попал. Раскрыл дверь, а мимо меня пёс.

Я нашарил на стене выключатель, лампочка зажглась под потолком. Спрашиваю пса:

— Как же ты, наглец, сквозь ограду проник?

Молчит. Только хвостом виляет.

Вытащил я из карманов свою «Фанту», поставил на стол. Чувствую, в комнате холодильник. Скинул куртку, достал из сумки сало, отрезал корочку, бросил псу. Выключил свет.

И не раздеваясь, скорей на раскладушку, натянул на себя одеяло. Думаю: «Ещё не хватает воспаление лёгких получить».

Вдруг на ногах тяжело сделалось. Это пёс прыгнул и улёгся.

— Ну ты даёшь, — говорю. — Такого наглеца я ещё не встречал.

А он вздохнул. Как человек.

— Ладно, — говорю, — смотри, псина, если блох напустишь…

В ногах стало горячо. И я уснул.

В ту ночь приснился мне сон, какого наверняка никто не видел.

Я стою у нас дома возле окна. А в чёрном небе звезды образовались в созвездия, похожие на буквы. Не наши. Неизвестно какого алфавита. Яркие, плавают в небе, кружат, будто силятся, чтоб я что‑то прочёл.

А я ничего не могу понять.

И вдруг их начинает заслонять что‑то громадное, как туча.

Вижу: это бородатый человек, летящий по небу.

Кричу: «Папа! Папа!»

Пока ты пришёл из соседней комнаты, человек пролетел.

И я проснулся. Досада взяла, что ты не увидел. Не объяснил.

Тут как током ударило: «Я же не дома — в Сухуми. Мне бежать надо!»

А в комнате темно. Сколько ни пялься на циферблат — не различишь, который час. Подтянул к себе стул, где висела сумка, вытащил фонарик, посветил на часы. Полвосьмого.

Набрался духа, выскочил из‑под одеяла в этот холодильник, скорее надел куртку, «молнию» доверху застегнул. Думаю, надо успеть где‑нибудь перекусить — и на причал. Там же выпускают в девять.

Засунул в сумку обе бутылки, взял её с собой. Выпустил пса. Дверь запер. Решил перед завтраком на всякий случай глянуть, что делается на причале.

Иду туда. На улице фонари горят, а меня уже обгоняют люди с вёслами, корзинами, спиннингами. Смотрю, возле лодок дым от запускаемых моторов, толпа народа. Прошёл я свободно вместе с другими мимо пограничника в застеклённой будке. Телефон, у него там, бинокль на полочке. «Ну, — думаю, — если сейчас в этой суматохе не смоюсь, другого шанса не будет».

— А весла‑то в комнате остались! Ну ладно! Что было бы, если бы хозяин меня здесь с ними застукал?!

Никто на меня внимания не обращает, все к лову готовятся. Замки на цепях отомкнуты. Лодки — вот они, колышутся. Во многих уже люди сидят, укладывают снасти, на часы поглядывают.

Все дальше иду по причалу. Между прочим, увидел одну шлюпку дюралевую с двумя моторами на корме. Вот бы, думаю, в такую забраться и рвануть… А возле неё целая компания возится из трёх или четырёх рыбаков. Прошёл мимо.

Вдруг слышу:

— Здесь я, здесь! Иди сюда!

Смотрю, на причале старик вчерашний седой, в серой шапочке. Меня зовёт, рукой машет.

И я понял: вот он, единственный шанс.

— Пришёл — молодец, — говорит. — С рыбой будешь. Забирайся в лодку, удерживай её вёслами. Имя твоё какое?

— Коля, — отвечаю, — Николай.

— А меня Шота Степанович зовут.

Он руками придержал лодку, и я спрыгнул в неё. Из‑под решётчатого настила фонтанчики воды всплеснули.

Сел я на среднее сиденье, примостил рядом сумку, за весла взялся. Смотрю, банка консервная на дне плавает. Думаю: хоть будет чем воду вычерпывать.

— А где же якорь? — говорю.

Старик переставил с причала в лодку свою корзину с каким‑то барахлом, отвечает:

— Ловить самодуром якорь не нужен. Снасть у тебя есть?

— Нет никакой снасти.

— Как же так? Слушай, у меня здесь только один самодур.

В этот миг фонари на причале погасли. Вокруг заревели моторы, заплескали весла. Лодки потянулись к выходу в море.

— Черт с ним, — говорю. — Просто посмотрю, как вы ловите.

— Нет, — говорит, — это не дело. Слушай, я сейчас домой схожу, самодур принесу. Десять минут туда, десять минут — обратно.

У меня камень с души упал.

— Спасибо, — говорю, — обожду. Не спешите.

И только старик повернулся, пошёл, как откуда‑то из‑за пустой лодки, которая рядом на цепи моталась, возникла эта псина. Прыг ко мне. Уселся на носу. Сидит.

— Пошёл вон! — говорю и снова берусь за весла. Пёс ни с места. Думаю: «Ладно! Не так одиноко будет!»

Смотрю, старика уже не видно.

Рванул вёслами, пристроился за какой‑то белой шлюпкой. А сзади ещё две с рыбаками. Последние.