Что посеешь - [8]

— Чего это он? — спросил через некоторое время Прошка, а Гошка покрутил пальцем у виска и вопросительно посмотрел на Римму Васильевну.

Она приложила палец к губам и шепотом сказала:

— Он творит.

— Чего-о-о? — удивились Гошка и Прошка.

Батурин молчал. Этот чихающий и скачущий скульптор ему нравился. Он работал весело, быстро и ловко.

— Он творит, — строго повторила Римма Васильевна. — Он творит замечательную скульптуру.

Гошка и Прошка фыркнули.

— Вот эту? — сказали они хором. — Ну и ну!

Скульптор присел на подставку рядом со скелетом, вытер ладонью пот со лба.

— Римма Васильевна, а зачем вы этих… охламонов ко мне притащили?

— Видите ли, Михаил Михайлович, — застеснялась Римма Васильевна. — Они славные мальчики, но я хочу, чтобы они поняли, что искусство — это не забава, а нелегкий и благородный труд. — Римма Васильевна говорила громко и торжественно. — И что самое важное — искусство помогает мыслить и стать полноценным человеком.

— Ну, ну, — добродушно сказал скульптор.

Он встал с подставки, взял рейку и начал приколачивать ее к скелету, тяпнул себя по пальцам, чертыхнулся и швырнул молоток в сторону.

— Ну-ка? — решительно сказал скульптор Варенцов. — Снимайте куртки и рубашки. Живо!

— Зач-чем? — удивились братцы Азиатцевы.

— Лепить нас будете? — спросил Петр.

— Ну да… — засмеялся скульптор. — Слишком много чести — лепить вас. Работать будем.

Он подошел к чану, захватил пригоршню глины, помял ее и пришлепнул к скелету.

— А ну, хватай глину! — крикнул он. — Шлепай. Ты — сюда, ты — сюда, а ты — сюда.

И Гошка, и Прошка, и сам Петр Батурин, сняв куртки и рубашки и оставшись в маечках, начали шлепать куски глины туда, куда показывал им скульптор. Было довольно весело. Глина смачно чавкала, скульптор чихал и покрикивал, Римма Васильевна смеялась до упаду, ребята носились как угорелые от чана к скелету и обратно.

— Теперь ясно, — сказал Петр Батурин.

— Что тебе ясно? — спросил скульптор. — Мне еще не ясно, а ему уже ясно. Ишь, гений какой!

— Человек будет, — сказал Батурин, — скульптура. Вот нога, вот другая, вот — тулово…

— Дошло, — одобрительно сказал Варенцов.

Через полчаса, когда все взмокли, скульптор Варенцов сказал «шабаш» и сел на подставку. Скелета уже не было. Вместо него на подставке стояло что-то еще довольно бесформенное, но уже издали напоминающее человека.

— Гранату, что ли, бросает, — неуверенно сказал Батурин.

— Вроде гранату, — сказал Гошка.

— Ага, гранату, — сказал Прошка.

Скульптор ничего не ответил. Он сидел, устало опустив руки между колен, и задумчиво смотрел в угол на фигуру под простыней. Потом он встал и подошел к ней.

— Ну-ка, станьте подальше, — сказал он и, когда все отошли к дальней стене, быстро сорвал простыню и отбросил ее в сторону.

На небольшом пьедестале стояла на цыпочках тоненькая стройная девчонка. Легкое платье словно трепетало от ветра. Руки были откинуты назад, голова закинута вверх, волосы растрепались. Глаза были полузакрыты, а губы слегка улыбались, как будто она подставила лицо солнцу и ветру.

— Наташка! — ахнул мужественный Петр Батурин.

— Изумительно, — сказала Римма Васильевна.

— Похоже? — спросил скульптор Варенцов мрачно.

— Здорово! — завопили Гошка и Прошка.

— Ну, — сердито сказал скульптор, — умываться, одеваться и марш. Приходите, когда хотите.

Когда все вышли, Римма Васильевна, счастливо улыбаясь, обратилась к ребятам:

— Ну? Каков талант? А?

— Н-не, — сказал Гошка, — это не по мне. С глиной возиться…

— И от пыли чихать, — сказал Прошка.

Римма Васильевна огорченно развела руками.

— Вы не расстраивайтесь, — сказал Прошка. — Мы, конечно, понимаем. Тоже работа. Да, только…

— Игрушки все это, — сказал Гошка.

— Ну вот, — вздохнула Римма Васильевна.

Петр щелкнул Гошку по лбу.

— Сам ты игрушка. Ванька-встанька.

— Ишь ты, — обиженно сказал Гошка, — какой культурный. А мы лучше лодку ладить будем… — и осекся, так как Прошка сердито стукнул его по затылку.

Петр задумчиво сказал:

— Хитрая вы, Римма Васильевна.

Римма Васильевна растерялась.

— Что ты, Петя?! — сказала она.

— Да ничего, — сказал Петр, — извините. До свидания, Римма Васильевна.

И он побежал домой. У него возникла новая идея. Вообще, надо сказать, что в этом учебном году у Петра Батурина идеи возникали одна за другой. Ну прямо как из мешка дырявого сыпались из него идеи. Вот он и не знал, за какую идею ему ухватиться.

«Да, — несколько огорченно думал Батурин, подходя к дому, — это, наверно, плохо, когда слишком много идей. Надо, наверно, выбрать одну и за нее, как говорит профессор Орликов, драться, бороться и сражаться до победного конца».

За какую именно идею ему надо бороться и с кем именно за нее драться, Петр пока не знал, и это его сердило.

Знаменитый скульптор Варенцов произвел на него довольно-таки сильное впечатление. Пыль, грязь, глина Батурина не испугали. Лихо это у него получается: палки, проволока, глина… А потом уже металлический или каменный этот парень будет стоять где-нибудь на пригорке у реки, за спиной у него будет красный, как пожар, закат, и все будут приходить сюда и смотреть на него и класть к его ногам цветы. Итак он будет стоять вечно.

Или та девчонка с растрепанными от ветра волосами. Ее поставят в главном городском сквере среди кустов сирени. И ею тоже будут все любоваться. И все будут думать: вот какая отличная девчонка. И все будут поздравлять мужественного Петра Батурина и говорить, какой он ну просто чудо-талантливый и даже почти гениальный, а он будет только скромно улыбаться и говорить: «Ну, что вы, что вы…» А Наташа Орликова подойдет и возьмет его за руку, и они гордо пойдут рядом к реке, сядут на перевернутую лодку и будут смотреть на белый пароход, который с веселой музыкой плывет мимо. А потом Наташа скажет…