Что гложет Гилберта Грейпа? - [89]

У мамы глаза вылезают из орбит. Она смотрит на меня долгим, пристальным взглядом. Думала потешить себя моей ненавистью, но сейчас совершенно сломлена. Не в силах этого терпеть, я выкатываюсь из дома.

Чтобы стереть из памяти эту сцену, три часа колесил по окрестным дорогам, выдул две банки пива, выкурил пачку сигарет. Не помогло.

50

Наутро, в канун знаменательного дня, мама меня игнорирует. Но я не собираюсь извиняться за вчерашний вечер. Она сама напросилась. Пусть некоторое время над этим подумает.

Да, Арни до сих пор — ком грязи.

Эми проверяет глазурь на именинном торте. Торт весь белый от этой глазури. Наш слабоумный любит, чтобы глазури было побольше; Эми израсходовала две полных банки. Мама включила какую-то викторину и вознамерилась выиграть, а потому призывает к себе Эми.

Раз за разом дают ошибочные ответы, а я тем временем изучаю торт. «С 18-летием, Арни!» — написано на нем зелеными печатными буквами. Теперь дело только за свечками.

Качая головой, Эми возвращается в кухню:

— Когда-нибудь мы с мамой непременно победим.

— Знаешь, — говорю, — этот торт — самая настоящая победа.

Сестра критически прищуривается:

— Ты так считаешь?

— Твой шедевр. Самый безупречный торт из всех, которые тебе удавалось… как это сказать… изваять?

— Гилберт…

— Поверь, съесть его — почти преступление. Даже разрезать такую красоту — почти преступление.

— Но ведь…

— Да, хочешь не хочешь, а придется. Нужно, чтобы каждому желающему досталось по ломтику. Слабоумным друзьям Арни, Дженис, даже Эллен.

Глажу Эми по вспотевшей спине.

Тикают минуты.

Торт близок к совершенству. В дом врывается Арни с банкой кузнечиков. Чтобы сохранить торт в тайне, Эми делает мне знак: «Избавься от Арни». Я перегораживаю коридор и начинаю:

— Эй, приятель…

— Что? — спрашивает он. — Что-что-что?

— Не сыграть ли нам в прятки, как ты считаешь?

— Нет.

— Давай, а?

Почуяв, что в кухню дороги нет, Арни пытается проползти у меня под ногами. Мои колени капканом сжимают ему голову.

— Гилберт, ну Гилберт…

Мама слышит нашу возню, заведомо решает, что я не прав, и начинает кричать: «Гилберт, Гилберт»; сзади, дрожа всем телом, тут же подлетает Эми. И тоже повторяет любимое слово моих домашних:

— Гилберт.

Арни извивается у меня под ногами. Когда я поворачиваюсь к Эми, он впивается зубами мне в бедро. Поднимаю его в воздух за лодыжки. Жестянка с кузнечиками падает и катится к порогу. Я отпускаю Арни. Он бросается следом за банкой и поднимает на меня взгляд. Я показываю пальцем:

— Во двор, Арни. Во двор!

Мама уже вопит:

— МНЕ БЫ ТОЛЬКО ДОЖИТЬ ДО ВОСЕМНАДЦАТИЛЕТИЯ МОЕГО МАЛЬЧИКА. НЕУЖЕЛИ Я ПРОШУ СЛИШКОМ МНОГОГО?

Арни выскакивает из дома со своими кузнечиками, а мама перестает голосить ровно на столько, чтобы закурить. Эми жестами зовет меня на кухню. Я поднимаю указательный палец, словно говоря «Минуточку!», и приоткрываю входную дверь. Стоя посреди двора, Арни бьется головой о ствол старого платана. Отворачиваюсь, иду к Эми и слышу материнский вопрос:

— Как там мой мальчик?

— Я, — говорю, — в полном порядке.

— Арни. Как там АРНИ?

— В полном порядке.

— Что он делает?

— Приспосабливается, мама.

Проверяю еще раз и вижу, что он перешел к почтовому ящику. Кладет кузнечика на лоток и резким движением опускает металлическую заслонку, отрубая насекомому голову. Определенно Арни приходит в себя.

Захожу в кухню и вижу: Эми стоит на коленях. Перед ней на полу, подобно распластавшемуся младенцу Иисусу, белеет торт. Глазурь разлетелась во все стороны.

— Я едва задела. Он соскользнул и упал. Как мне показалось, в замедленном движении. А я не успела подхватить… и вот… и вот… что мне теперь делать?

Я произношу слова, призванные сгладить такой удар: «Что-нибудь придумаем», «Все будет хорошо» и так далее. Но делаю только хуже. Собираюсь предложить ей испечь новый торт, но Эми говорит:

— На лучшее я не способна.

Что верно, то верно. На лучшее она не способна.

Я спрашиваю:

— Ну, как ты поступишь?

Надо отдать ей должное: моя старшая сестра как следует покопалась в себе, обрела самообладание и набрала номер «Фудленда». Говорит в трубку ровно и четко. Делает заказ, и я содрогаюсь. Повесив трубку, она говорит:

— В кондитерском отделе подойдешь к Жану. Заказ сможешь получить в семь часов.

— Кто, я?

— Я бы сама съездила, но мне нужно быть рядом с мамой в салоне красоты.

— Но…

— Спасибо тебе, Гилберт.

Вот уже пять минут стою на одном месте… в кухне… без движения. На моих глазах Эми взяла половую тряпку и вытерла с пола остатки крема.

Я считаю, спорить не время, и проглатываю галлон скопившейся во рту слюны.

Эми говорит:

— Твое отношение к «Фудленду» мне известно.

Это вряд ли.

— Как чудесно, что ты согласился. — И целует меня в щеку, как Иуда — Христа. — Просто чудесно.

51

Выдвигаюсь в ад.

Проезжая через город, в отдалении вижу бензоколонку Дейва Аллена. Мне бы заправиться. При моем приближении Дейв что-то кричит, машет рукой: дескать, остановись. Наклоняюсь, чтобы выключить магнитолу, — и что я слышу: «динь-динь», или «бинь-бинь», или «ринга-динга». Ударяю по тормозам. Дейв поднял руки, будто сдается. Я включаю заднюю передачу и медленно сдаю назад: такого же не может быть… «Динь-динь». «Бинь-бинь».