Что гложет Гилберта Грейпа? - [52]

— Прекрати!

Вижу, она смеется.

— Ничего смешного, — говорю.

Она выходит в коридор, темный и душный. Распахивает двери других классов, заглядывает в бывшую библиотеку, где Мелани со своими рыжими волосами проштамповывала всем книжки.

— Значит, здесь ты учился?

— Ага, ты осматриваешь места, где я получил все свое образование.

Она смотрит на меня в упор:

— Хочешь сказать, больше ты ничего нигде не усвоил?

— Примерно так.

Я смеюсь. А Бекки — нет.

Показываю ей, где с седьмого по двенадцатый класс был мой шкафчик.

— Нас с Лэнсом Доджем, — сообщаю, — разделяло каких-то шесть шкафчиков.

На Бекки это не производит особого впечатления.

— Лэнс, бывало, меня окликал: «Эй, Грейп. Что у тебя за контрошу? А за тест по базовым навыкам? А как?..»

Смотрю на Бекки, но она что-то выводит на пустом, пыльном футляре от какого-то кубка.

— Что пописываем?

Сделав шаг в сторону, она уступает место мне; подхожу. В пыли читается:

ПОМОЖЕМ ГИЛБЕРТУ ПРОСТИТЬСЯ СО ШКОЛОЙ

Обходим те помещения, где находились физкультурный зал / школьный театр / столовка. Здесь самые высокие потолки, и сквозь разбитые окна верхнего света льется солнце. На кафельном полу валяются несколько мячиков для гольфа — мне кажется, с их помощью и расколошматили окна. Баскетбольные кольца сняты, вымпелы и складные столы унесены.

— А однажды Лэнс Додж поднялся на сцену…

— Гилберт, ну какое мне дело до Лэнса Доджа?

— Я все понимаю, но уж больно история хорошая.

— Мне до него дела нет. Он для меня — пустое место.

Бекки протягивает мне кусок мела — видимо, подобрала в одном из классов.

— У меня к тебе просьба. — В ее голосе вдруг появляются чувственные нотки, которые становятся для меня самыми долгожданными. — Выполнишь?

— Конечно, — шепчу я, а сам думаю: наверно, час настал.

Она просит меня переходить из класса в класс и на каждой доске писать «До свидания». Ну или там «Спасибо», или «Буду скучать» — да что угодно. Хочу возразить, но она говорит:

— Сам же потом будешь рад.

Поднимаюсь по лестнице черного хода и начинаю со своего двенадцатого класса, это был кабинет мистера Райхена. Гад еще тот. Озираюсь: зеленая краска облупилась, даже светильники выдраны из стен. Пишу: «Пока, старшеклассники. Гилберт ушел последним». В каком-то из младших классов рисую карикатуру на пердящего Такера — водилось за ним такое. Десятый класс получает от меня витиеватую, заштрихованную букву «Г», девятому достается простенькое «Спасибки». Двигаюсь от восьмого до подготовительного, пропустив только один класс.

Застаю Бекки в физкультурном зале / школьном театре / столовке — она там кружится в танце; сообщаю: «Я — все». Она замирает, лицо и руки потные, волосы кудрявятся. Встряхивает головой; мне в лицо летят капельки пота. Хочу поймать их на язык, но поздно.

— Теперь можем идти?

Бекки улыбается, мы выходим и движемся по грязному, затянутому паутиной коридору. Если предполагалось, что этот опыт меня растрогает или зацепит, то ничего такого не произошло.

В школе пусто и гулко. Мне уже хочется скорее на солнце, на жухлую траву. Я говорю:

— Им бы завтра поаккуратнее с огнем: земля пересохла, трава может вспыхнуть. Какие-то меры предосторожности…

Бекки останавливается и говорит:

— Вот этот класс пропустил.

Замерла у моего второго класса. Здесь был кабинет миссис Брейнер.

— Нет, не пропустил.

Она распахивает дверь. Доска пуста.

— Пошли, а? — говорю.

— Отпусти это.

— Ты о чем?

Она заходит в класс.

— Что-то меня подташнивает, — говорю.

— Неудивительно.

Уставился на Бекки:

— Откуда ты знаешь про этот класс?

Она выдерживает мой взгляд, и у меня глаза опускаются в пол. Обувь ношу сорок четвертого размера. Во втором классе, конечно, размер поменьше был.

— Старая, — говорю, — история.

— Расскажи.

— Нет.

— Пожалуйста. — Она берет мою ладонь в свои.

Ну, не могу я ей отказать. Подхожу к классной доске шириной во всю стену. Жду, чтобы Бекки вышла. Начинаю писать мелом. Половину печатными буквами, половину письменными. Пишу следующее:

Миссис Брейнер из-за Лэнса Доджа ввела правило. Кто попросится в тубзик до звонка, тот всю перемену отсидит в классе. Так вот. 13/10/1973. Эми = выпускной класс, активистка. Ларри = 10-й класс, Дженис = 5-й класс. Я — в этом классе. Во 2-м. Четвертая колонка, второй ряд. Передо мной Такер, слева Л. Додж. У меня дурные предчувствия насчет папы. Так и тянет домой вернуться. Мама уехала с Арни в Мотли — на комиссию. В августе того года его признали умственно отсталым. Мне было тошно. Папа с утра был в хорошем настроении. Улыбался, таскал меня за уши. По дороге в школу Ларри сказал: отец кайфует. А мне все равно было тошно, и я задумал на перемене сдернуть домой. Но на уроке мне приспичило по-маленькому, я коленки сжимал до боли. За 8 мин. до звонка напрудил в штаны. Л. Додж заложил меня миссис Брейнер. Когда все вышли на переменку, меня заперли в классе подтирать лужу. Вскрытие показало, что петля у папы на шее затягивалась примерно в то время, когда я писал под себя за партой. Ха. Ха-ха-ха, хи-хи-хи-хи, ха-ха-ха. Хи-ха.

Мел падает на пол и раскалывается надвое.

Пока Бекки читает мою писанину, вылезаю из окна пятого класса. Жду возле того места, где раньше была катальная горка. Сижу на асфальте и выдираю сорняки, пробившиеся сквозь трещины. Рука ноет от этого писательства. Всю доску сплошь исписал.