Что гложет Гилберта Грейпа? - [50]

Бекки потягивается. Руки взмывают так высоко, что из-под футболки выглядывает бледный, плоский живот. На выдохе руки бессильно повисают вдоль туловища, и футболка расправляется сама собой.

— Моя бабуля тебя приняла.

— Рад слышать.

Я изображаю улыбочку, и мы шагаем дальше.

— Она всех без разбора принимает.

28

Когда мы идем по Саут-Мейн к площади, проезжающие мимо автомобили притормаживают и из окон на нас исподтишка пялятся любопытные. Смотрю на полосатый, как карамельная трость, цилиндр, вращающийся у входа в парикмахерскую Ллойда. Спирали крутятся снизу вверх. Ллойд стрижет Бадди Майлза и глазеет на нас через витрину. Ллойд — мужчина чуть за пятьдесят, волосы напомажены, нос крючком — как и многие, запал на Бекки. Под таким количеством посторонних взглядов ощущаю себя как один из братьев Кеннеди, или Элвис, или — в меньшей степени — как Лэнс Додж в каком-нибудь гипермаркете Де-Мойна.

Бекки вышагивает в мягкой, легкой футболке, под которой при малейшем дуновении ветра обозначаются соски.

Мы идем медленно, и тыльная сторона моей левой ладони легонько задевает, а затем и подталкивает ее пальцы в надежде, что Бекки возьмет меня за руку.

— Виноват. — Притворяюсь, что это случайность.

— В самом деле?

— Конечно. Я, например, терпеть не могу, когда меня толкают.

— Вот только врать не надо, пожалуйста.

— Но я не…

Своей мягкой, гладкой ладонью она зажимает мне рот и смотрит прямо в глаза. Опускаю веки — хочу спрятаться. Она молча идет дальше. Стою зажмурившись. Хочу верить, она меня окликнет, но от нее — ни звука. Чувствую, она удаляется; мне ничего не остается, кроме как открыть глаза и поспешить следом.

Догоняю ее и слышу:

— Вчера твоя мать проявила большое мужество.

Не могу сдержать смех.

— Думаешь, я шучу, Гилберт?

— Сам не знаю, что я думаю. Но слово «мужество» как-то на ум не приходит.

— А как бы ты сказал?

— Ну… наверное, сказал бы… что мать… выросла над собой.

Со смеху падаю на колени, ржу — сил нет. Бекки молча выжидает. В конце концов я успокаиваюсь, делаю серьезное лицо и встаю. Тычу пальцем в сторону «Сливочной мечты».

Подходим; я стучу в окошко приема заказов. Эллен отрывает взгляд от журнала, но, завидев меня, возвращается к чтению. Стучу громче, но она даже окошко не открывает, чтобы принять заказ. Пытаюсь привлечь внимание Синди Мэнсфилд, но та в другом конце зала треплется по телефону, наверняка со своей мамашей Кармен, которая владеет половиной этого заведения. Синди меня не замечает.

Дверь открывается со звоном колокольчика. Эллен поднимает взгляд, ожидая увидеть меня, но видит стоящую перед ней Бекки. Она быстро захлопывает журнал, встает, поправляет волосы и умудряется сбить коробку вафельных рожков. Бекки заказывает для нас двоих. Трясущимися руками Эллен украшает ванильный рожок цветной обсыпкой и беспрестанно хихикает.

Прижимая к уху телефонную трубку, Синди изучает Бекки оценивающим и осуждающим взглядом. Эллен закончила возиться с рожком и наливает большой стакан апельсиновой газировки. Бекки терпеливо ждет: она относится к Эллен как к равной. Синди вешает трубку и сдвигает в сторону окошко:

— Ты тоже можешь прийти, Гилберт.

— Куда?

— Четвертого июля мы собираемся на замечательную молодежную тусовку с пикником и чтением Библии. Эллен уже дала согласие. Я сказала — пусть и тебя приводит.

— Нет, спасибо.

— Там все будет очень…

— Не сомневаюсь.

Звякает колокольчик — это на улицу выходит Бекки. Протягивает мне шипучку. Делаю глоток. По лицу течет пот — на улице адское пекло. Я стою, разве что не прижимаясь лицом к Синди, но не потому, что стремлюсь к сближению, — просто подставляю голову под струю холодного воздуха из кондиционера. Эллен вернулась к чтению журнала. Упорно делает вид, что ее не колышет внешность Бекки. Синди продолжает талдычить насчет «тусовки», но я ее не слушаю: увлекся подсчетом слоев косметики на ее физиономии. Чем более набожны местные дамочки, тем гуще красятся. Сдается мне, это на случай скоропостижной смерти: чтобы предстать перед Господом в наилучшем виде.

— Синди, познакомься с моей подругой. Ее зовут…

— А, привет.

— Ау, Эллен! — окликаю сестру. — Хочу тебя познакомить…

— Я статью читаю, как раз на середине…

— Хочу тебя кое с кем познакомить.

— Минуту.

Бекки дергает меня за рубашку — мол, пошли отсюда. Поднимаю на нее глаза: стоит, скрестив ноги и обхватив губами рожок.

— Пока, Синди, — говорю.

— Ну, так ты придешь на нашу библейскую тусовку? А?

Отходя, пожимаю плечами, типа «Точно сказать не могу, но, вероятно, навряд ли».

Идем дальше. Я интересуюсь: рожок — это ее завтрак? Она молчит. Доедает рожок, берет мой бумажный стакан, чтобы глотнуть апельсиновой шипучки, и говорит:

— Неприятно.

— Что?

— Сам знаешь.

Смотрю на Бекки: мол, о чем ты?

— Гилберт, я тебя умоляю. Все девушки в этом городе видят во мне какую-то угрозу, соперницу что ли, и совершенно напрасно. Твоей сестре необходимо ощущать себя первой красавицей. Я за нее рада. — Она не останавливается. — Понимаю, тебе обидно. Но помогать с твоей местью — это не мое.

Дальше идем молча.

Минут через пятнадцать признаюсь, что был не прав.

— Извини, — говорю.

Мы уже на Норт-Мейн, газировка закончилась. Сказав Бекки: «Секундочку», я метнулся к страховому агентству «Карвер», чтобы выбросить бумажный стаканчик. У входа припаркован «форд-фермонт» мистера Карвера, на двери табличка «Закрыто». Странно. Слышу внутри какое-то шевеление, заглядываю в офисное окно. Жалюзи опущены не полностью: смотрю в эту щель. Слышу женский стон, потом мужской. Прижимаюсь к стеклу, а то плохо видно. У Мелани на рабочем столе горит лампа. Сама Мелани завалилась спиной на стол, юбка задрана. Мистер Карвер со спущенными штанами стоит ко мне задом. Наяривает что есть мочи; тело Мелани содрогается от каждого толчка.