Что дозволено человеку - [4]

Голосом он остановил тележку, а сам присел на выступ скалы, потому что колени дрожали. Какое—то время он провожал взглядом медленно оседающий пепел — все, что осталось от Ахмеда — и неверной рукой все пытался засунуть бластер в кобуру.

— Закурить бы, — он поднес руку к лицу, чтобы отереть пот, но уткнулся в стекло гермошлема.

Стоп, хватит эмоций на сегодня.

Марчч встал, запустил тележку и зашагал вслед. В конце концов, он остался жив, руда принадлежит ему, а до ракеты не больше трех часов ходу.

Чтобы не чувствовать кожей сгущающегося одиночества, он говорил и говорил:

— Приду, первым делом закурю. Душистую сигару. Специально приберег для такого торжественного случая. Потом приму душ, надену любимый халат, подаренный креолкой в Каракасе, ох, до чего же была темпераментна Долорес, когда ее распалишь… Потом потребую от Дика подать фирменное блюдо: знаменитую свою яичницу с беконом, помидорами и жгучим чилийским перцем. Запьем ее бутылочкой чего—нибудь покрепче и — спать. До посинения, до отлета. В тепле, под пледом. Потом три месяца перелета и все. Все!

Он увеличил скорость тележки, и сам ускорил шаг. Шагал, как робот, не глядя по сторонам и ничего не ощущая, отмечая только, что вот еще пять минут миновало, значит, идти осталось на пять минут меньше.

Показалась знакомая скала с обломанной верхушкой, за ней знакомая купа кристаллических деревьев, еще одна знакомая скала, похожая очертаниями на эмбрион дромадера, и вот он — корабль. А он, Марчч, по—прежнему жив и он дошел.

Веселое спокойствие охватило Марчча. Он подогнал тележку вплотную к стабилизаторам корабля, вырубил сервомоторы и, птицей взлетев по трапу к пассажирскому люку, просигналил о прибытии. К его удивлению, дверца не открывалась.

— Заблокирована, что ли? — Он включил интерком и вызвал робота.

— Да, сударь, — в наушниках раздался знакомый голос без обертонов.

— Привет, Дик. Что—то случилось с люком, он не отпирается.

— Я заблокировал его, сударь. И грузовой люк — тоже.

— Зачем? Впрочем, теперь это неважно… Сними блокировку с обоих и помоги втянуть груз.

— Нет.

— Что значит, нет?! Ты что? Дик! — встревожился Марчч.

— Я не стану снимать блокировку, сударь.

— Но это приказ!

— Я его не выполню.

— Что?! Ты, ржавые мозги! Да как ты смеешь… — Марчч задохнулся от злости.

— Бесполезно кричать, сударь, я не открою.

Марчч перевел дыхание и заговорил снова. Голос его был полон холодного, еле сдерживаемого гнева:

— Да ты, милый, свихнулся. Тебе ремонт надобен.

— Отнюдь, сударь. Я функционирую совершенно нормально.

«Боже, а ведь он это серьезно», — подумал Марчч и душу его сдавило тяжелое предчувствие. Он впервые ощутил страх.

— Это замечательно, Дик, что ты в полном порядке. Но если это так, то должен меня впустить: ты ведь знаешь, что, не сделав этого, обречешь меня на смерть от недостатка кислорода. В таком случае ты нарушишь Первый Закон, а этого делать нельзя. Ты дол—жен впус—тить ме—ня.

Марчч говорил спокойно и даже вежливо, но по лицу его струился пот, а в мозгу билась одна—единственная мысль:

«Только бы попасть внутрь, только бы попасть… Уничтожу мерзавца! Только бы попасть!»

Идиотизм ситуации бесил Марчча. Он яростно сжимал в руке бесполезный бластер и готов был испепелить робота на месте. Но, тот за броней планетолета был недосягаем.

— Ты слышишь меня, Дик? Ты обязан подчиниться Первому Закону.

— Законы роботехники распространяются на роботов, сударь, но не на людей.

Марчч окончательно убедился, что робот спятил. Единственный путь к спасению: выявить его идею—фикс и логически обойти. Самое главное в его положении — это выдержка и ясное мышление.

— Ладно, Дик, Бог с ними, с этими Законами, но почему ты не хочешь меня впустить? (Только бы попасть внутрь! Только бы попасть!)

— У меня одно желание, руда должна достаться мне одному.

Марчч истерически расхохотался.

— На кой тебе руда?

— Ее хватит на все: на приобретение нового корпуса и на то, чтобы Верховный суд официально признал меня человеком. Со всеми правами.

Во рту Марчча пересохло.

Он облизал губы.

Вот оно что. Робот действительно в порядке, он лишь усвоил кое—какие новые аксиомы. Но что же теперь делать?

— Слушай, Дик, — Марчч помолчал. — Я отдам тебе половину. Этого хватит на все твои прихоти, включая издержки на Верховный суд.

— Целое больше любой своей части, сударь.

— Я отдам все, только впусти меня! — голос Марчча сорвался на визг.

— Я не верю вам, сударь. Людям свойственно лгать.

«Успокойся, кретин, — мысленно приказал себе Марчч, — еще не все потеряно. Надо собраться, надо».

— Дик, но ведь человеком тебя признают лишь в будущем, а сейчас ты продолжаешь оставаться роботом. Ты должен подчиниться Первому Закону.

— Если будущее рассчитано со стопроцентной точностью, нет смысла отделять его от настоящего. Кроме того, вердикт о признании меня человеком имеет обратную силу. Вспомним дело Патриции Кортланд против корпорации IBM в двадцать шестом году и прецедент Скачущих Кибертавров в тридцать пятом. Поскольку все будет так, как я решил, то я уже и сейчас юридически человек.

— Так вот не будет по—твоему, ржавая жестянка! — заорал Марчч.

Он сбежал по трапу и попытался запустить двигатель. Тележка на его усилия не отреагировала. Марчч склонился над пультом.