Что делать? - [5]
- Здравствуй, Маша. {Далее начато: Каково поживаешь?} Давно не видались! Да какая ты славная стала! Беленькая, румяная, полная, а какая была замарашка да испитая, помнишь? Давно ли? {Далее было: Скоро свадьба будет?} У хороших-то людей хорошо и сиротке жить. Правду я тебе говорил, что к дурным людям тебя не поведу? А свадьба-то скоро будет? Нашла шафера или меня позовешь?
- Ах, Владимир Петрович, не до свадьбы мне теперь! Вера Павловна такая печальная, {расстрое} что...
- Знаю, как бы не знал, так бы и не приехал. {Далее было начато: а. У меня дел б. Мне без дела шататься нек} А ты думала, на тебя любоваться приехал? за делом приехал. Без дела нигде не бываю.
- Я не знаю, как быть, Владимир Петрович: Вера Павловна приказали не принимать никого.
- Меня-то не принять? Ступай, скажи, примет. Маша пошла доложить.
- Нет, Владимир Петрович, и вас не хотят принимать. {Далее начато: Извиняются} Приказали просить извинения.
- Вишь ты! Ну-ко, давай стул. - Он сел и написал несколько слов. Отдай Вере Павловне, я подожду, что скажет.
Маша понесла {опять ушла} записку.
- Приказали просить.
- Говорил тебе. Еще не родился на свете тот человек, чтоб от меня отвязался, коли хочу навязаться. {Далее было: Он вошел в}
Комната Веры Павловны представляла небольшую ярмарку. Стол, диван, стулья были завалены платьями, пеньюарами, мантильями, всяким подобным тряпьем. {добром.} Бойкая женщина с еврейскою физиономией) перебирала его. {Далее начато: а. Когда б. Вы пер в. Пересмотрите}
- Продолжайте смотреть без меня, Рахель. Когда пересмотрите, отдадите мне деньги, сколько стоит. Я знаю, вы меня не обсчитаете.
- Наше дело на том стоит, чтобы обсчитывать, Вера Павловна, - смеясь сказала Рахель совершенно {очень} чистым выговором, как природная русская, но вас-то я не обсчитаю, это верно.
- Знаю, Рахель. Здравствуйте, Владимир Петрович.
- Да разве мы так здороваемся? {Далее было: А?} - Он взял ее головку, поцаловал ее в лоб. - А правый-то глаз заплакан, надобно и его поцаловать, да и левый-то тоже. {Вместо: Правый-то глаз ~ тоже. - было: А глаза-то заплаканы, надобно и их поцаловать, - и он поцаловал оба глаза. Ты по }
- Пойдемте в зал и скажите мне, что он вам говорил вчера?
- У вас тут негде говорить-то, - вся дача с ореховую скорлупу. Надевайте шляпку, пойдем в Минеральный сад, он теперь пуст. {Далее было: Я вам написал. - начал Владимир Петрович, когда}
Она шла твердою поступью. Никто не подумал бы, смотря на ее легкую походку, что эта женщина убита горем. По лицу можно бы заметить, - оно осунулось в эти немногие часы; {Далее было: как будто она} но опущенная вуаль скрывала это. {Вместо: но ~ это. - было: но вуаль была опущена [и стало быть] [и никто не] и не один прохожий подумал}
- Я вам написал, - начал Владимир Петрович, когда они вошли в сад, - я вам написал, что он сидел у меня {Далее начато: до поло} после того, как отдал на почту {Вместо: отдал ~ к вам - было: написал вам письмо} письмо к вам. Просидел до половины второго. Мы много толковали, и кое-что из этого он поручил мне передать вам.
- Он вам сказал, что хочет сделать?
- Сказал.
- И вы не удержали его?
- Нет, не удержал; {Вместо: не удержал; - было: одобрил} да и не удерживал. Ведь все равно не послушался бы. {Далее было: [А он] Только дело не в} Но вы дайте мне говорить, - вы-то мне нового ничего не скажете, а он мне велел {пору} сказать вам вещи важные. Ну-с, так вот - да я не люблю принимать поручений без письменных документов, - нужно, знаете, и себя обеспечивать. Так вот {Далее было: вам документ} он и выдал мне документ, извольте прочесть, - а то и оставьте у себя на память, если хотите.
Он подал ей записку. Она прочла:
"12 июля. Час ночи. Владимир Петрович Копанцев передаст тебе. Вера, {милая Вера} мою просьбу. {последнюю просьбу} Но прежде, чем ты узнаешь ее, дай себе слово {Вместо: себе слово - было: ему слово, что} исполнить ее. {Далее было: Я был рабом твоим, [делал] [все, что] [чего ты] исполнял все, чего ты требовала, старался отгадывать} Я слушался тебя всегда, во всем послушайся меня один раз - исполни мою просьбу, мою последнюю просьбу. Снова говорю тебе: "прости"".
- Исполню, {Все, все исполню,} - сказала Вера Павловна.
- Это хорошо. Слушайте же. - Он стал говорить шепотом.
IV
ПРЕДИСЛОВИЕ {*}
{* Против заголовка: IV. Предисловие - дата: 17 декабр.}
Прости меня, добрая публика, что я употребил {Далее было: с тобою} обыкновенную хитрость {уловку} романистов: начал рассказ эффектными сценами, вырванными из середины или из конца действия, рассказал эти сцены {Вместо: рассказал эти сцены - было: покрыл эти сцены туманом загадочности, чтобы заинтересовать тебя, рассказал их с приправою [известными] [некот]} с известными манерными уловками, прикрыл их туманом загадочности, - ты добра, публика, {Далее было: а. что [с тобою нельзя] [с тобою невольно забыва] простишь [меня с] мое б. я буду говорить с тобою откровенно: ты слишком,} слишком добра; от этого ты неразборчива и недогадлива (вас, {тебя,} читательница или читатель, я исключаю из этого порицания: в благовоспитанном обществе принято, что, когда говорят что-нибудь невыгодное о всех {о людях} вообще, то исключают из {Далее начато: а. этого б. каж} общего суждения каждого отдельного человека, с которым имеют дело; например: "ах, как злы, {глупы,} бездушны" (при этом всегда предполагается, что вы и я {Далее было: не входим в число этих людей, - что мы с вами} имеем нежные души {сердца} и превосходнейшие сердца). {Далее было: ты не разумеешь} На тебя, публика, нельзя положиться, что ты с первых страниц повести можешь различить, {Далее было: хороша ли, заслуживает ли повесть своим содержанием} будет ли содержание стоить того, чтобы прочесть ее (на вас, читательница или читатель, я вполне полагаюсь), - у тебя {ты имеешь} плохое чутье к истинному достоинству, тебя {ты} заманивает или громкое имя автора, или эффектность манеры. Я {У меня} рассказываю тебе еще первую свою повесть, ты еще не составила себе суждения, что автор одарен великим художественным талантом (ведь у тебя немало писателей, {Далее было: одаренных великим художест} которых ты считаешь великими художниками, - ты очень, очень добра); {Далее начато: а. я не ус б. стало быть, мне, начинающему, надобно было зав} еще не получив счастия заманивать тебя одною подписью своего имени, я должен был забросить тебе удочку с пошлою приманкою эффектности, на которую ты всегда ловишься. {Далее было: Но теперь - прости меня} Не осуждай меня за это, ты сама виновата. {Далее начато: а. Но б. Поверь, что я жале в. Мне} Мне больно, что твое слишком добродушное свойство - да что церемониться, {Далее было: скажу} будем называть вещи настоящими именами: твоя простодушная, ребяческая {твоя ребяческая} наивность заставила {а. внушила б. принудила} меня унизиться {прибегнуть} до такой пошлости. {Вместо: до такой пошлости - было: а. до пошлости, какой б. пошлой эффектн} Но теперь ты уже в руках у меня, я могу {Вместо: могу - было: а. могу поступать по своему характеру, - и буду поступать с б. могу и буду поступать как честн} продолжать рассказ так, как, по-моему, следует рассказывать: просто, без всяких уловок. Дальше не будет ни таинственности, ни эффектности, никаких прикрас. До прикрас ли, когда сердце обливается кровью при мысли о том, как ты, моя добрая публика, живешь и думаешь, какой сумбур у тебя в голове (не у вас, читательница или читатель), сколько лишних, {Вместо: сколько лишних - было: сколько ты страдаешь от этого сумбура, как застрадаешь от лишних} лишних страданий делает каждому человеку нелепость твоих понятий. {Далее было: Ты зла, - оттого что нет} Нужно ли подбирать эффекты, когда из тысяч людей, которых я наблюдал, всяких людей: пошлых и благородных, умных и глупых, хороших и дурных, все равно, - не встречал я ни одного, в жизни которого не было {Далее было: мучительной стороны, для} очень сильных мучений, {Далее было: а. которым не было никакого б. которые все от этого пошлого тупого происход} у которых у всех один источник: пошлость и глупость твоих понятий, моя добрая публика; к чему тут эффектность, когда в жизни каждого, {Далее было: есть трагедия} даже самого пустого {пошлого} или самого бездушного, {Далее было: а. самого даже б. самого спокой} и точно так же в жизни самого спокойного или счастливого человека есть трагедия, не хуже ратклифовских ужасов и дюмасовских {Далее было: сказочно неправдо} неимоверностей, нужно только иметь сердце {душу да сердце} да глаз, чтобы видеть и, видя, чувствовать. Зачем вы {Далее было: страдаете} так много страдаете, люди? Нет вам никакой надобности страдать, кроме дикости ваших понятий. {Далее было начато: а. Учите б. Пой} Поймите истину, и истина осчастливит вас.
Во второй том вошли роман «Пролог», написанный Н. Г. Чернышевским в сибирской ссылке в 1864 году и пьеса-аллегория «Мастерица варить кашу», написанная в период пребывания в Александровском заводе.http://ruslit.traumlibrary.net.
Русская литературная критика рождалась вместе с русской литературой пушкинской и послепушкинской эпохи. Блестящими критиками были уже Карамзин и Жуковский, но лишь с явлением Белинского наша критика становится тем, чем она и являлась весь свой «золотой век» – не просто «умным» мнением и суждением о литературе, не просто индивидуальной или коллективной «теорией», но самим воздухом литературной жизни. Эта книга окажет несомненную помощь учащимся и педагогам в изучении школьного курса русской литературы XIX – начала XX века.
«Исторические обстоятельства развили в нас добродетели чисто пассивные, как, например, долготерпение, переносливость к лишениям и всяким невзгодам. В сентиментальном отношении эти качества очень хороши, и нет сомнения, что они очень удобны для людей, пользующихся ими к своей выгоде; но для деятельности пассивные добродетели никуда не годятся», – писал Н.Г. Чернышевский. Один из самых ярких публицистов в истории России, автор знаменитого романа «Что делать?» Чернышевский много размышлял о «привычках и обстоятельствах» российской жизни, об основных чертах русской нации.
В первый том Собрания сочинений русского революционера и мыслителя, писателя, экономиста, философа Н.Г. Чернышевского (1828–1889) вошел роман «Что делать?», написанный им во время заключения в Алексеевском равелине Петропавловской крепости.http://ruslit.traumlibrary.net.
В книгу вошла научно-фантастическая дилогия Н. Г. Чернышевского «Кормило кормчему» и «Знамение на кровле» — пророческое произведение о судьбах Кавказа, изобретении оружия массового уничтожения (описанные здесь чудовищные бомбы, «Пот-рясатели земли», близко напоминают ядерные), поражении России в грядущей «гонке вооружений» и гибели Москвы и Петербурга. «Сильный оружием вскоре разорится» — предупреждает автор. В приложении — посвященная дилогии статья Я. А. Гордина.
Соседка по пансиону в Каннах сидела всегда за отдельным столиком и была неизменно сосредоточена, даже мрачна. После утреннего кофе она уходила и возвращалась к вечеру.
Алексей Алексеевич Луговой (настоящая фамилия Тихонов; 1853–1914) — русский прозаик, драматург, поэт.Повесть «Девичье поле», 1909 г.
«Лейкин принадлежит к числу писателей, знакомство с которыми весьма полезно для лиц, желающих иметь правильное понятие о бытовой стороне русской жизни… Это материал, имеющий скорее этнографическую, нежели беллетристическую ценность…»М. Е. Салтыков-Щедрин.
«Сон – существо таинственное и внемерное, с длинным пятнистым хвостом и с мягкими белыми лапами. Он налег всей своей бестелесностью на Савельева и задушил его. И Савельеву было хорошо, пока он спал…».