Что делать? - [6]

Шрифт
Интервал

У меня {Далее было: литературного} нет беллетристического таланта. Я даже и языком-то владею плохо: я краснею, {совещусь} когда перечитываю то, что написал, - чуть не на каждой строке неловкие обороты, излишние повторения, нет метких слов, нет ярких красок. Куда же тут претендовать на художественное дарование {художественный талант} - во мне нет ни следа его. Лица, мною выводимые, даже мне самому представляются лишь в неопределенных, бледных очерках. Действие растянуто, части его склеены плохо, белые нитки швов так и торчат повсюду. В целом все выходит нескладно, вяло. Но все-таки ничего: читайте, прочтете не без пользы. Истина хорошая вещь. {Далее было начато: Кто служит ист} Она вознаграждает недостатки писателя, который верно служит ей.

Впрочем, тебе, моя добрейшая публика, надобно договаривать все до конца. - Охотница, но не мастерица отгадывать {Далее было: а. Начато: не доcк б. по одной половине} недосказанное, {Далее было: ты всегда придумываешь такие догадки [которые] о мыслях автора, котор} когда я говорю тебе, что у меня нет никаких следов художественного таланта и что моя повесть очень слаба по исполнению, ты не вздумай заключить, что я так прямо и объясняю тебе, что я нисколько не похож на рассказчиков, которых ты считаешь великими художниками, что мой рассказ {моя повесть} ты должна поставить ниже их повестей, - нет, {Далее было: а. я думаю вовсе не б. я, как в. он никуда не годится сравн} он слишком слаб сравнительно с произведениями людей, {Далее было: а. одаренных б. истинных худож} действительно одаренных сильным талантом, например с "Мещанским счастьем", "Молотовым", {Далее было: еще с двумя, тр} с маленьними пьесками г. Успенского, - но ведь ты, моя добрейшая публика, еще не разобрала, что эти вещи разнятся, как небо от земли, от восхищающих тебя сочинений прославленных твоих художников, - с этими-то сочинениями ты смело ставь наряду мой рассказ по достоинству исполнения, а по содержанию он выше их.

Поблагодари же меня, {Далее было: за назиданье} ведь ты охотница кланяться {Далее было: а. назидающим тебя - и читай дальше б. тем, кто топчет тебя в грязь} тем, кто не уважает тебя, поклонись же и мне. {Вместо: поклонись же и мне - было: и полюби} Но я от других, не уважающих тебя, отличаюсь тем, что желаю тебе добра, надеюсь, что ты скоро будешь заслуживать уважения, и, {Далее было: поверь} сколько могу, помогаю тебе подняться {выбраться} из грязи, в которой ты по уши сидишь, - попробуй, встань - это не так трудно, как тебе кажется. {Далее было: Задатки у тебя есть хорошие: ведь ты}

Глава первая

ЖИЗНЬ ВЕРЫ ПАВЛОВНЫ В РОДИТЕЛЬСКОМ СЕМЕЙСТВЕ {*}

{* Против заглавия помета: Отец Веры Павловны Павел Константинович, мать - Марья Алексеевна. [Денцов] Расальский.}

Воспитание Веры Павловны было очень обыкновенное, жизнь ее до знакомства с Лопуховым, медицинским студентом, представляла кое-что замечательное, но не особенное, не чрезвычайное.

Когда ей был десятый год, девочка, шедшая с матерью на Толкучий рынок {Вместо: на Толкучий рынок - было: на Сенную площадь} с Гороховой, получила на повороте из Апраксина переулка в Садовую неожиданный плотный щелчок по затылку от костлявой руки своей дюжей родительницы. {Далее начато: а. Что лб б. Лоб-то перекре}

- Глазеешь на церковь, дура, а лба-то что не перекрестила? Чать, видишь, все добрые люди крестятся.

Когда ей был четырнадцатый год, обшивала всю семью, впрочем, на ее счастье, семья была не велика: отец, мать да маленький брат.

Отец был управляющим одним из больших домов на Гороховой и служил помощником столоначальника в каком-то департаменте. По должности он не имел {не получал} никаких доходов, {Далее было: эта служба в этих рангах [бессребр] достойна благословения как и его} от управления домом получал небольшие доходишки, - другой мог бы получить больше, но Павел Константинович говорил, что он не хапуга и знает совесть. Зато хозяйка дома {Вместо: дома - было: не могла} была им очень довольна, и в десять лет управления он накопил тысяч до пятнадцати капитала, - но из хозяйкина кармана тут было тысяч пять, не больше: остальные наросли к ним от оборотов не в ущерб хозяйке; Павел Константинович держал три извозчичьи пролетки (хозяйка дала ему пользование одною из конюшень, которая оказывалась лишнею, - большая {потому что большая} квартира, к которой принадлежала конюшня, была сдана под фабрику); а главное приращенье было от даванья денег под ручной залог. {Далее начато: много}

У матери Веры Павловны тоже был капиталец - тысяч до пяти, как. она говорила кумушкам, а на самом деле и побольше. Основание капиталу было положено продажею енотовой шубы, {Было начато: двух ено} другого платьишка к мебелишки, доставшейся после брата-чнновника. Выручив рублей триста, Марья Алексеевна тоже пустила их в оборот под залоги, - действовала гораздо рискованнее мужа, очень разборчивого {осторожного} в приеме залогов, несколько раз попадалась на удочку, - какой-то мошенник заложил ей за 30 р. золотые часы, которые оказались медными, - другой мошенник взял у нее 25 р. под залог своего паспорта, а паспорт оказался краденый, и Марье Алексеевне еще пришлось израсходовать рублей до 25, чтобы выпутаться из этого дела; но если она терпела потери, которых избегал муж, зато и прибыль у нее шла быстрее. Подвертывались и особенные случаи {Вместо: Подвертывались ~ случаи - было: Были у нее и другие случаи} получать деньги. Однажды (Вера Павловна была тогда еще маленькая - при взрослой дочери Марья Алексеевна не стала бы делать этого, а тогда почему было не сделать? {Текст: при взрослой дочери ~ не сделать - вписан.} "ребенок не понимает", и действительно, сама Верочка еще не {Вместо: сама Верочка еще не - было: она сама не} поняла бы, да, спасибо, кухарка растолковала очень хорошо; да и кухарка не стала бы толковать - "дитяти этого знать не следует", - говорила {прибавила} кухарка о таких вещах, но так уже пришлось, что не стерпела душа {Далее начато: очень} после одной из сильных потасовок от Марьи Алексеевны за гульбу с любовником; ну, пришлось к слову, {Далее начато: и рассказ} при жалобе Верочке на мать, и рассказала, а то бы ни за что не стала сказывать), - так однажды приехала к Марье Алексеевне невиданная знакомая дама, {Далее начато: пышн} нарядная, пышная, красивая - приехала и осталась погостить. Неделю гостила смирно, только все ездил к ней какой статский, тоже красивый, и дарил Верочке конфекты, подарил две книжки с картинками, - в одной книжке были хорошие картинки: звери, города разные; а другую книжку Марья Алексеевна тотчас отняла у Верочки, когда уехал офицер, {Так в рукописи.} так что только {Далее было: с ним она и} раз она и видела картинки {эти картинки} в этой книжке - при нем, - он сам ей показывал. {Далее начато: Погостила} Так неделю гостила знакомая, и все было тихо {Было начато: спо} в доме, - Марья Алексеевна всю неделю не подходила к шкапчику, ключ от которого никому не давала, {Далее было: и всю неделю не слышно было от нее запаха} и всю неделю не била {не брани} кухарку, и Верочку не била и не бранила ни разу. Потом одну ночь Верочку беспрестанно будили страшные вскрикиванья, {Вместо: страшные вскрикиванья - было: крики} гостьи и суетня в доме, {Вместо: и суетня в доме, - было: и в доме была суетня} утром Марья Алексеевна подошла к шкапчику и дольше обыкновенного стояла подле него и все говорила: "Слава богу, счастливо было, слава богу", даже подозвала кухарку к шкапчику, - сказала "на здоровье, Матренушка, ведь и ты много потрудилась", и после не то чтобы браниться да драться, как бывало после шкапчика в другое время, а легла спать, поцаловавши Верочку. Потом опять было неделю смирно в доме, только гостья не выходила из своей комнаты, а потом уехала. А через два дня после того, как она уехала, приходил статский - только уже другой статский и приводил с собою полицию, и много ругал Марью Алексеевну, но Марья Алексеевна сама ни в одном слове не уступала ему и все твердила: {и ругала} "я ваших делов не знаю никаких. Справьтесь по домовым книгам, кто у меня гостил, - псковская купчиха {мещанка} Севастьянова, моя знакомая, вот вам и весь сказ", и наконец, поругавшись, поругавшись, статский ушел и больше носу не показывал. Такой случай только один и был, {Вместо: Такой случай со был - было: Бы вали такие случаи} а другие бывали разные, но не так много.


Еще от автора Николай Гаврилович Чернышевский
Том 2. Пролог. Мастерица варить кашу

Во второй том вошли роман «Пролог», написанный Н. Г. Чернышевским в сибирской ссылке в 1864 году и пьеса-аллегория «Мастерица варить кашу», написанная в период пребывания в Александровском заводе.http://ruslit.traumlibrary.net.


Статьи о русской литературе

Русская литературная критика рождалась вместе с русской литературой пушкинской и послепушкинской эпохи. Блестящими критиками были уже Карамзин и Жуковский, но лишь с явлением Белинского наша критика становится тем, чем она и являлась весь свой «золотой век» – не просто «умным» мнением и суждением о литературе, не просто индивидуальной или коллективной «теорией», но самим воздухом литературной жизни. Эта книга окажет несомненную помощь учащимся и педагогам в изучении школьного курса русской литературы XIX – начала XX века.


Терпеливая Россия. Записки о достоинствах и пороках русской нации

«Исторические обстоятельства развили в нас добродетели чисто пассивные, как, например, долготерпение, переносливость к лишениям и всяким невзгодам. В сентиментальном отношении эти качества очень хороши, и нет сомнения, что они очень удобны для людей, пользующихся ими к своей выгоде; но для деятельности пассивные добродетели никуда не годятся», – писал Н.Г. Чернышевский. Один из самых ярких публицистов в истории России, автор знаменитого романа «Что делать?» Чернышевский много размышлял о «привычках и обстоятельствах» российской жизни, об основных чертах русской нации.


Том 1. Что делать?

В первый том Собрания сочинений русского революционера и мыслителя, писателя, экономиста, философа Н.Г. Чернышевского (1828–1889) вошел роман «Что делать?», написанный им во время заключения в Алексеевском равелине Петропавловской крепости.http://ruslit.traumlibrary.net.


Полное собрание сочинений в 15 томах. Том 2. Статьи и рецензии 1853-1855 - 1949

Н. Г. ЧернышевскийПолное собрание сочинений в пятнадцати томах.


Детство и отрочество. Военные рассказы графа Л. Н. Толстого

«Нельзя сказать, чтобы попытки сделать это были очень удачны. Причина неудовлетворительности их отчасти заключается в том, что талант графа Толстого быстро развивается, и почти каждое новое произведение обнаруживает в нем новые черты. Конечно, все, что сказал бы кто-нибудь о Гоголе после «Миргорода», оказалось бы недостаточным после «Ревизора», и суждения, высказавшиеся о г. Тургеневе, как авторе «Андрея Колосова» и «Хоря и Калиныча», надобно было во многом изменять и дополнять, когда явились его «Записки охотника», как и эти суждения оказались недостаточными, когда он написал новые повести, отличающиеся новыми достоинствами…».


Рекомендуем почитать
Князь во князьях

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Захар Воробьев

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Том 2. Улица святого Николая

Второй том собрания сочинений классика Серебряного века Бориса Зайцева (1881–1972) представляет произведения рубежного периода – те, что были созданы в канун социальных потрясений в России 1917 г., и те, что составили его первые книги в изгнании после 1922 г. Время «тихих зорь» и надмирного счастья людей, взорванное войнами и кровавыми переворотами, – вот главная тема размышлений писателя в таких шедеврах, как повесть «Голубая звезда», рассказы-поэмы «Улица св. Николая», «Уединение», «Белый свет», трагичные новеллы «Странное путешествие», «Авдотья-смерть», «Николай Калифорнийский». В приложениях публикуются мемуарные очерки писателя и статья «поэта критики» Ю.


Нанкин-род

Прежде, чем стать лагерником, а затем известным советским «поэтом-песенником», Сергей Алымов (1892–1948) успел поскитаться по миру и оставить заметный след в истории русского авангарда на Дальнем Востоке и в Китае. Роман «Нанкин-род», опубликованный бывшим эмигрантом по возвращении в Россию – это роман-обманка, в котором советская агитация скрывает яркий, местами чуть ли не бульварный портрет Шанхая двадцатых годов. Здесь есть и обязательная классовая борьба, и алчные колонизаторы, и гордо марширующие массы трудящихся, но куда больше пропагандистской риторики автора занимает блеск автомобилей, баров, ночных клубов и дансингов, пикантные любовные приключения европейских и китайских бездельников и богачей и резкие контрасты «Мекки Дальнего Востока».


Красное и черное

Очерки по истории революции 1905–1907 г.г.