Что было, то было. На Шаболовке, в ту осень... - [7]
Сегодня утром она сказала:
— Не чавкай! — и, с укоризной глядя на меня, добавила: — Ты как-то не так ведешь себя за столом.
«О чем она? — удивился я. — На фронте не было ни вилок, ни ножей. Там только ложка». И все же мне стало неловко. Пахнуло чем-то далеким-далеким, полузабытым. Я вспомнил воскресные обеды в этой комнате, накрахмаленную скатерть на столе, тоненькие ломтики в хлебнице, сложенные треугольником салфетки, бабку с разливательной ложкой в руке. (Эта ложка была красивой, блестящей, совсем не похожей на армейский половник, прозванный солдатами «разводящим».) Неужели все это было?..
— Привычка, — объяснил я.
— Надо отвыкать от дурных привычек, — сказала мать.
Я взял вилку. Подцепил картофелину. Картофелина шлепнулась в тарелку. Я чертыхнулся. Мать снова вздохнула, а я подумал: «Вилки, ножи — какая это мура!»
Мать морщится, как от боли, когда я употребляю грубые, не принятые в нашей семье слова. Таких слов в моем лексиконе теперь много. Мне кажется, так оно и должно быть: ведь я находился не где-нибудь, а на фронте…
1945 год. Осень. Еще не отменены карточки. Еще кое-где не соскоблены с окон бумажные полоски. Но настроение совсем другое — не то что два или три года назад. С газетных страниц, пахнущих типографской краской, смотрят на меня улыбающиеся лица: парни с отбойными молотками на плечах и девчата с пилами. Громкоговоритель каждый день приносит радостные вести: отремонтировано, восстановлено, построено… Комсомольские отряды уезжают в Донбасс. Спрос на рабочие руки. Повсюду расклеены объявления: требуются, требуются, требуются… На улицах полным-полно мужчин в серых шинелях без погон. По выправке сразу видно — бывшие фронтовики. В очередях и на кухнях гадают, когда отменят карточки.
Я живу ожиданием скорых перемен. Я весь — ожидание. «Еще чуть-чуть, — думаю я, — и…»
— Больно ты быстрый, — возражает Катюша. — Москва и та не сразу строилась. Сам небось видел, сколько всего порушено, сломано, изувечено.
Я слушаю Катюшу, а сам думаю: «Чепуха! Раз война кончилась — все будет. И не когда-то, не через месяц или год, а сразу».
За окном моросит дождик. Он не прекращается с того самого дня демобилизации. В комнате прохладно. На дровяном складе по-прежнему, как и во время войны, выдают по талонам осиновые бревна. Печь чадит. Измучаешься пока растопишь. Я уже извел все газеты. Солдатский паек — тот, что мне выдали в части, съеден. Вчера я ходил в магазин. Получил пятьсот граммов свиного сала, два килограмма макарон, а на мясные талоны — колбасу. Для меня это пустяк. На фронте, когда приезжала походная кухня, ребята кричали повару, показывая на меня: — Ему побольше сыпь, он у нас чемпион по каше. Повару нравилось, что я много ем, и он всегда накладывал мне с верхом. В госпиталях я каждый раз просил добавку…
Сегодня утром повестка пришла — в райисполком вызывают. Я не удивился: всех демобилизованных вызывают в райисполкомы насчет работы. Это правильно. Надо всем найти дело по душе. Интересно, что мне предложат. Специальности у меня, можно сказать, никакой. Стрелять умею — из десяти возможных семь. Могу пришить сам себе пуговицу, могу выстирать свою одежду, умею штопать — чуть-чуть. А полы драю — залюбуешься! Что еще я умею делать? Пожалуй, это все. Правда, до армии почти полгода я учеником строгальщика работал. На 2-м ГПЗ, что совсем рядом с нашим домом. Если прислушаться — слышен гул станков. Три или четыре раза в день над заводской трубой — ее видно с нашего двора — вспархивает белое облачко пара и раздается гудок. Но меня он не волнует.
Пошел я в строгальщики из-за пайка, из-за продуктовой карточки. Рос я тогда быстро, тянулся ввысь, как бамбук, а получал иждивенческую карточку. Отоваривались эти карточки хуже других, продуктов по ним выдавалось мало. Я часто думал: «За три дня запросто можно съесть месячный паек». Но не только это — голод — привело меня на завод. Все мальчишки с нашего двора стали к станкам. А я что, рыжий? И тоже пошел на завод. Работал в ремонтно-механическом цехе. Учил меня ремеслу дядька с помятым лицом, большой ворчун. То поднеси, это, туда-сюда сбегай, а учить не учил. «Некогда, — говорил дядька. — План гнать надо». План он выполнял и даже перевыполнял, был отличным строгальщиком, а учителем — курам на смех. Мне же хотелось постоять у станка, хотелось повертеть суппорт, хотелось потыкать пальцем в кнопки — в красную и черную. Но наставник не позволял. «Запорешь деталь, а я расхлебывай», — говорил он. Воспользовавшись его отсутствием, я все же включил станок и стал обрабатывать чугунную болванку. Очень интересная стружка получается, когда строгаешь чугун. Стальная стружка — колечки, отливающие синевой, а чугунная — кристаллики. Мне нравилось пропускать их сквозь пальцы… Сперва у меня все получалось. А потом я прибавил скорость и запорол деталь. Наставник увидел и лицом побелел. «Вредитель! — заорал он. — Посадить тебя надо!» Я чуть в штаны не наложил. Спасибо мастеру. Он успокоил строгальщика, сказал, что не боги горшки обжигают. После этой истории я уже не своевольничал. Когда повестка пришла, обрадовался. Начальник цеха хотел оформить на меня броню, но я взмолился и сказал, что на фронте принесу больше пользы.
В настоящий сборник писателя-фронтовика Юрия Додолева вошли уже известные широкому читателю повести «Мои погоны» и «Верю», а также его новые рассказы «Память», «Довесок», «Сразу после войны».
«Мои погоны» — вторая книга Ю. Додолева, дебютировавшего два года назад повестью «Что было, то было», получившей положительный отклик критики. Новая книга Ю. Додолева, как и первая, рассказывает о нравственных приобретениях молодого солдата. Только на этот раз события происходят не в первый послевоенный год, а во время войны. Познавая время и себя, встречая разных людей, герой повести мужает, обретает свой характер.
В новую книгу писателя-фронтовика Юрия Додолева вошла повесть «Биография», давшая название сборнику. Автор верен своей теме — трудной и беспокойной юности военной поры. В основе сюжета повести — судьба оказавшегося в водовороте войны молодого человека, не отличающегося на первый взгляд ни особым мужеством, ни силой духа, во сумевшего сохранить в самых сложных жизненных испытаниях красоту души, верность нравственным идеалам. Опубликованная в журнале «Юность» повесть «Просто жизнь» была доброжелательно встречена читателями и критикой и удостоена премии Союза писателей РСФСР.Произведения Ю. Додолева широко известны в нашей стране и за рубежом.
В книге «Просто жизнь» писатель-фронтовик Юрий Додолев рассказывает о первых послевоенных годах, которые были годами испытаний для бывших солдат надевших-шинели в семнадцать лет.Кроме произведений, входящих в предыдущее издание, в книгу включены еще две небольшие повести «В мае сорок пятого» и «Огненная Дубиса», опубликованные раньше.
Как найти свою Шамбалу?.. Эта книга – роман-размышление о смысле жизни и пособие для тех, кто хочет обрести внутри себя мир добра и любви. В историю швейцарского бизнесмена Штефана, приехавшего в Россию, гармонично вплетается повествование о деде Штефана, Георге, который в свое время покинул Германию и нашел новую родину на Алтае. В жизни героев романа происходят пугающие события, которые в то же время вынуждают их посмотреть на окружающий мир по-новому и переосмыслить библейскую мудрость-притчу о «тесных и широких вратах».
«Отранто» — второй роман итальянского писателя Роберто Котронео, с которым мы знакомим российского читателя. «Отранто» — книга о снах и о свершении предначертаний. Ее главный герой — свет. Это свет северных и южных краев, светотень Рембрандта и тени от замка и стен средневекового города. Голландская художница приезжает в Отранто, самый восточный город Италии, чтобы принять участие в реставрации грандиозной напольной мозаики кафедрального собора. Постепенно она начинает понимать, что ее появление здесь предопределено таинственной историей, нити которой тянутся из глубины веков, образуя неожиданные и загадочные переплетения. Смысл этих переплетений проясняется только к концу повествования об истине и случайности, о святости и неизбежности.
Давным-давно, в десятом выпускном классе СШ № 3 города Полтавы, сложилось у Маши Старожицкой такое стихотворение: «А если встречи, споры, ссоры, Короче, все предрешено, И мы — случайные актеры Еще неснятого кино, Где на экране наши судьбы, Уже сплетенные в века. Эй, режиссер! Не надо дублей — Я буду без черновика...». Девочка, собравшаяся в родную столицу на факультет журналистики КГУ, действительно переживала, точно ли выбрала профессию. Но тогда показались Машке эти строки как бы чужими: говорить о волнениях момента составления жизненного сценария следовало бы какими-то другими, не «киношными» словами, лексикой небожителей.
Действие в произведении происходит на берегу Черного моря в античном городе Фазиси, куда приезжает путешественник и будущий историк Геродот и где с ним происходят дивные истории. Прежде всего он обнаруживает, что попал в город, где странным образом исчезло время и где бок-о-бок живут люди разных поколений и даже эпох: аргонавт Язон и французский император Наполеон, Сизиф и римский поэт Овидий. В этом мире все, как обычно, кроме того, что отсутствует само время. В городе он знакомится с рукописями местного рассказчика Диомеда, в которых обнаруживает не менее дивные истории.
Эйприл Мэй подрабатывает дизайнером, чтобы оплатить учебу в художественной школе Нью-Йорка. Однажды ночью, возвращаясь домой, она натыкается на огромную странную статую, похожую на робота в самурайских доспехах. Раньше ее здесь не было, и Эйприл решает разместить в сети видеоролик со статуей, которую в шутку назвала Карлом. А уже на следующий день девушка оказывается в центре внимания: миллионы просмотров, лайков и сообщений в социальных сетях. В одночасье Эйприл становится популярной и богатой, теперь ей не надо сводить концы с концами.
Сказки, сказки, в них и радость, и добро, которое побеждает зло, и вера в светлое завтра, которое наступит, если в него очень сильно верить. Добрая сказка, как лучик солнца, освещает нам мир своим неповторимым светом. Откройте окно, впустите его в свой дом.