Что было, то было - [19]

Шрифт
Интервал

Вошла Ульяна Павлиновна. Заметила слезы на глазах Ольги.

— Ты что это, Оля? Плакала опять? Дуреха ты, дуреха…

Ольга еле сдержала рыдания.

— К подруге муж… с фронта вернулся… Без руки…

— Ну и слава богу, что вернулся. Успокойся-ко. Вернется и к тебе.

— Ольга всхлипнула:

— Нет…

— Перестань. Разбудишь Сашеньку-то. Получше ему? Ой, жарок еще есть. Не води его в садик, дома скорей поправится… Пойдем поедим.

— Спасибо. Потом я…

* * *

Ольгино письмо было еще в пути, а следом за ним она сама поехала к Егоровым. Не хватило терпения ждать ответа от Даши. Да и то, что она напишет, думала Ольга, вряд ли успокоит ее. Надо самой услышать Алексея, выспросить, увериться. Она понимала — мучительным будет это свидание с человеком, который скажет ей страшные слова. Но не ехать уже не могла — она никогда не простила бы себе, если б поступила иначе.

Была страда. Ирина уехала на дальнюю пожню. Ольга было пожалела, что не с кем погоревать, а потом подумала — так лучше. Решила: пока никому не скажет, что овдовела. Чужое сочувствие тоже бередит сердце. Да еще по-всякому сочувствуют. Вон той же Ирине — сколько слышала она оскорбительных, пошлых намеков, грубых слов!

Не сказала Ольга и Ульяне Павлиновне, оставляя на ее заботы Сашу. Просто едет к той подруге, у которой муж вернулся. Раньше вместе жили на погранзаставе. Может, знает что-нибудь о Васе. Ни слова о смерти, о горе. И ни слезы на людях. Вот съездит, узнает — тогда…

К Егоровым Ольга приехала вечером. Усталая от дум, от дороги. Увидела Алексея — седого, постаревшего, с пустым рукавом гимнастерки, — не сдержалась, разревелась, А он провел широкой пятерней по сивым волосам, светло улыбнулся, пробасил:

— Вот тебе раз! Я представлял — наша Ольга такая молодчина! А она…

Ольга кинулась к Даше.

— Оленька! — обняла ее Даша и тоже заплакала.

Алексей растерялся:

— Ну вот… обе… Что мне с вами делать?

Когда успокоились, словно виноватые, Алексей по лицу Ольги понял: ждет она от него суровой правды. Теперь же, сразу. Да и о чем другом мог он говорить сейчас? И он начал рассказывать о Василии, но сперва не о том, как погиб, и даже не о том, как дрался, как воевал он, а издалека:

— Мы ведь тогда догадывались, почти твердо знали и ждали со дня на день — вот-вот нападут на нас немцы. Не на одну нашу заставу, а на широком участке, большими силами. Но то, что потом произошло, уму непостижимо было. А знать — знали. И ждали.

— А нам и виду не показывали, — покачала головой Даша. — Что бы сказать: на днях война начнется, убирайтесь, жены, подальше от границы.

Ольга подумала: «Помолчи ты, Даша!»

— Так определенно — мол, на днях война, — может, никто из нас не сказал бы, но отправить вас следовало, хотя бы тех, кто рожать собрался, — он чуть улыбнулся. — И все же мы поступили верно. Отправить вас — значит показать, что мы ждем нападения. Можно было посеять панику среди местного населения. А делать этого мы тогда не могли. Сейчас просто рассуждать, а тогда… Кому не ясно! Так вот, мы готовились. Где-то позади нас саперы строили — и не достроили, не успели — укрепления. Мы вырыли окопы, траншеи, усилили ночные патрули.

Ольга слушала молча, а Даша опять вклинилась:

— Говорили — учимся, тренируемся.

— И бойцам так говорили. Им-то, наверно, лучше бы правду сказать. Хотя, когда до дела дошло, до боев, они не растерялись, не струхнули. Думаю, что они, как и мы, командиры, все понимали еще раньше. — Алексей взял в рот папиросу и одной рукой ловко чиркнул спичку о коробок, закурил. — У нас был удобный сектор обстрела. Здорово косили фашистов! Василий был по соседству. Мы перекликались в минуты затишья. Дрался он смело, отчаянно. — Алексей глубоко затянулся, стряхнул нагар в пепельницу.

Ольга была благодарна ему за то, что вел рассказ он исподволь. Теперь она уж знала — сумеет держать себя в руках до конца.

— Бились мы почти до вечера. Донимала артиллерия. Главные потери были от нее. И еще бомбил, черт!.. Каждый раненый дрался до последней кровинки. Гитлеровцы обошли нас. Где-то справа — слышно было по грохоту моторов — прорвались их танки. К тому времени нас оставалось уже мало — по пальцам перечтешь. Василий еще был жив…

У Ольги перехватило дыхание. Нет, она должна крепиться. Вот так, закусить губу — и ни звука!

— Первым из командиров погиб начальник заставы. Еще утром. Помнишь капитана Редькина? Сергея Павловича?

Ольга кивнула. Она видела — не легко даются Алексею эти воспоминания, должно быть, он снова переживает все, что было тогда, в июньский день.

— Солнечный, распогожий был тот денек. А мне солнце казалось черным. Я даже Василию об этом крикнул. Он ответил, что и у него в глазах темно. От напряжения, от жары… Да артиллерия донимала… После того как мы отбили атаку и перебросились словами о солнце, немцы снова открыли по нашему участку артогонь. Меня за час до того ранило. Занялся перематыванием бинта. Слышу — летит снаряд. Припал я к земле. Взрыв совсем близко… Когда приподнялся, увидел: там, где был Василий… там все заволокло дымом. Сердцем чую — неладно с ним… Дым поразвеялся… Не видать Василия… Взлохмаченная, обожженная земля…

Ольга глядела не мигая в лицо Алексею, и непонятно было — верит она его рассказу или не верит. Было похоже, что до нее не дошло, о каком Василии говорит он: о ее или совсем незнакомом ей, другом Василии, воевавшем и погибшем там.


Еще от автора Николай Васильевич Логинов
Двое в каюте

Рассказы о моряках.Обложка и рисунки Е. Фентисова.СОДЕРЖАНИЕ:«В гостях у сына»«Рядом с нами»«Двое в каюте».


Рекомендуем почитать
Белая земля. Повесть

Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.).  В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.


В плену у белополяков

Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.


Признание в ненависти и любви

Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.


Героические рассказы

Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.