Чрезвычайная комиссия - [8]
В ходе поиска бывают и такие неудачи. Но, как говорят, кто ищет, тот найдет. Все-таки я кое-что нашел.
Из рассказов старожилов выяснилось, что Злиха, старшая дочь Дощанова, родилась в Сибири. Я подумал: если выяснить, где родилась Злиха, можно утверждать, что там был в ссылке и сам Дощанов. Так? Но Злиха умерла в 1964 году, и ее паспорт по истечении определенного времени оказался уничтоженным, согласно существующему положению. Нигде никаких следов о месте ее рождения не оставалось. Опять огорчение! Но поиск продолжался. Мой сослуживец Галихан Маулетов нашел учителя Сафу Салмухамедова, брата мужа Злихи, который в свое время слышал от нее, что она родилась в Иркутской области. Это уже что-то определенное. Поиск можно продолжать в более узких границах.
Теперь о деятельности Дощанова после возвращения из ссылки.
В рапорте кустанайского уездного начальника от 16 марта 1911 года сказано, что Дощанов «по отбытии срока ссылки принят обратно в среду киргиз Дамбарской волости, где, после ссылки, проживает уже более 10 лет в своем ауле…» Если оттолкнуться от даты рапорта, похоже, что Дощанов вернулся из ссылки в 1900 году. Его племянник — Б. Ещанов — в своих воспоминаниях «Борец за счастье народа» пишет: «Вернулся Омар с каторги измученный, постаревший, но политически более зрелый — сказалось влияние ссыльных революционеров. Теперь он имел представление о классовой борьбе, знал жизнь других народов и с глубоким уважением говорил о русских революционерах. Бедняк Ахмед Дощанов, Айтпай Утепбергенов, Тасмагамбет Естинов, Ескендир Бермухаметов и многие другие о большевиках, о Ленине, о революции впервые услышали от Омара Дощанова…»{23}
О. Дощанов.
Как видно из рапорта кустанайского уездного начальника, Дощанов 16 марта 1911 года был арестован и привлечен в качестве обвиняемого по ст. 129 Уголовного уложения. (Кстати, И. Т. Эльбе тоже обвинялся по этой статье). Основанием к возбуждению уголовного дела против Дощанова послужили заявления баев о его противоправительственной пропаганде.
При аресте Дощанов отрицал показания баев, выставил своих свидетелей. Уездный начальник пишет в том же рапорте, что «на основании показаний свидетелей, допрошенных по просьбе обвиняемого Дощанова, есть основание предполагать, что обвинение основано на вражде, происходящей теперь в Дамбарской волости на почве выборов должностных лиц киргизского общественного управления». Видимо, это мнение уездного начальника имело решающее значение. Дощанов был освобожден из-под стражи.
Как-то в Кустанайском историко-краеведческом музее я познакомился с воспоминаниями старого коммуниста В. С. Редько. Он пишет: «…В бытность мою в г. Кустанае в 1966 г. мне был вручен от коллектива музея сборник «Борьба за власть Советов в Кустанайских степях», где на странице 36 указывается, что вместо Дощанова председателем ревтрибунала назначили Давыденко. Утверждаю, что товарищ Дощанов был председателем революционного трибунала до падения Советской власти в Кустанае, а я был его заместителем. Давыденко ни одного дня не был председателем». Обрадовался я, что нашел человека, работавшего вместе с Дощановым в трибунале, но когда кинулся искать, Редько уже не было в живых. Так постепенно уходят наши ветераны, унося с собой бесценные сведения. Досадно было, что работники музея, знакомясь с воспоминаниями, не уточнили в свое время у него, какие конкретные дела он рассматривал, будучи заместителем председателя ревтрибунала…
Очевидно, сведения о смещении Дощанова с должности председателя ревтрибунала попали в книгу «Борьба за власть Советов в Кустанайских степях» на основании записей С. Ужгина, хранящихся в этом музее. Как видно из них, Ужгин действительно вел борьбу против Дощанова, добивался его смещения. Как раз он и указывает, что вместо Дощанова был назначен Давыденко. Но, как утверждает Редько, Дощанов оставался на своем посту.
Главным обвинением Ужгина против Дощанова было то, что якобы он «все свое внимание, всю энергию товарищей по работе направлял на брачные и калымные споры между казахами, разрешая их на основании шариата и казахского быта. Контрреволюция, поднимавшая голову, очутилась вне поля зрения ревтрибунала…»{24} Однако приведенные нами факты показывают, что Ужгин был не вполне объективен в этом вопросе. Как относился Дощанов к контрреволюции, видно на примере дела барона Шиллинга. Что же касается занятости другими делами, то это было скорее не ошибкой, а бедой не только ревтрибунала Кустанайщины, но и других местностей в то время. В своей книге «История советского суда» М. В. Кожевников пишет, что «революционные трибуналы, созданные как специальные органы борьбы с контрреволюцией и спекуляцией, брали на себя нередко функции общих судов. Некоторые из них, проведя один-другой крупный процесс контрреволюционеров, затем оказывались заваленными мелкими уголовными, а иногда и гражданскими делами…»{25} Чтобы поправить работу революционных трибуналов, Совнарком принял специальный декрет от 17 мая 1918 года. Но, как пишет Кожевников, они «не сразу освободились от дел им не подсудных». Объяснялось такое положение еще и тем, что уже в ноябре-декабре 1917 года на значительной части территории Казахстана старые судебные учреждения были ликвидированы, рассматривать судебные дела было некому. Вот и приходилось эти функции брать на себя ревтрибуналам.
