Читаю «Слово о полку...» - [17]

звери кровь полизали.

Только гений, одарённый редчайшим чувством языка, может сказать: «Кликом поля перегородили!» Это половцы окружают дружину Игоря. Просто летописец сказал бы: половцы перегородили поля. Или: копьями перегородили поля. Но в том и тайна поэзии, что она перегораживает поля криком, — и ты все слышишь и видишь.

Черна земля под копытами,

костьми позасеяна,

кровью полита,

горем всходит на Русской земле.

Вот еще одно печальное чудо поэзии, двойной образ — словно стоит над рекой воин, а в реке отражается пахарь. С этим образом перекликается и другой знаменитый образ «Слова...»:

На Немиге снопы головами стелют,

жизнь кладут на току,

молотят цепами железными,

веют душу от тела.

Как облака и тучи по тревожному небу Русской земли, плывут сравнения и метафоры неистощимой фантазии автора «Слова...»:

Черпали и подносили синее

с горем смешанное вино,

сыпали из пустых половецких колчанов

крупный жемчуг на грудь.

Величали.

(… … … … … … … … … … … …)

И по Русской земле

рыщут половцы, словно пардусы!

(… … … … … … … … … … … …)

Что тебе Волгу веслами расплескать,

шеломами вычерпать Дон?

(… … … … … … … … … … … …)

Иль шеломы златые со славою

в половецкой крови не плавали?

«Поле под вами треснуло!» — говорит автор о мощной дружине Мстислава и Романа.

(… … … … … … … … … … … …)

Изронил одиноко

он жемчужную душу из храброго тела,

и душа отлетела

сквозь златое его ожерелье.

Города приуныли. Поникло веселье.

(… … … … … … … … … … … …)

Всеслав в Киеве слышит, как ему колокола звонят в Полоцке — на Святой Софии, на родине.

Ярославна плачет в Путивле, а ее голос слышен на Дунае — за сотни километров.

Игорь хочет бежать из плена — мыслию поля мерит. Вот он бежит — и все глаголы и травы бегут вместе с ним:

Застучала земля, зашумела трава,

половецкие вежи задвигались.

Горностаем князь в тростниках мелькнул,

белым гоголем на воду пал,

вскочил на коня борзого,

соскочил босым волком,

и пустился к Донцу лугами,

и взвился соколом под облаками...

Мы не слышим себя и не замечаем, как бедна бывает наша речь, как трудно найти слово, чтобы точно выразить свое чувство или новое состояние души, какими стертыми риторическими сравнениями мы пользуемся, как беден наш личный запас слов. Даже гениальные стихи надо уметь читать, развивать свой слух и свое воображение, и когда мы говорим «А-а, это я читал в школе», мы похожи на неопытного грибника, который проходит мимо белых грибов и не видит их, — а опытный кружит по поляне, и каждый новый круг приносит ему радость, дарит незамеченные грибы.

Я перечитывал «Слово...» в разные годы, и каждый раз мне казалось, что я в нем все прочувствовал, собрал все «грибы». Так же было и со стихами Пушкина: чем больше я перечитывал их, тем больше открывал для себя, наслаждаясь скользящей, как птица, мудростью, точностью душевных переживаний, обманчивой простотой и прозрачностью... Так бывает на северных реках — очень чистых: кажется, что река не глубокая, каждый камушек виден на дне, а шагнешь из лодки — и не достанешь дна!..

Слово о полку Игореве. Переложение

Не время ли нам, братия,

старыми словесами

начать скорбную повесть

о походе Игоря, Игоря Святославича?

Начаться же этой песне

по былям сих времен,

а не по замышлениям Бояна.

Ибо вещий Боян,

если песнь кому пропеть собирался,

то растекался белкой по древу,

по земле — серым волком,

сизым орлом — под облаком!

Вспоминал он и княжьих усобиц начало.

Тогда пускали десять соколов

на стадо лебедей,

и которую лебедь настигал сокол,

та и славу кричала! —

старому ли Ярославу,

храброму ли Мстиславу, что зарезал Редедю

в поле перед полками косожскими,

иль пригожему Роману Святославичу.

Боян же, братия, не десять соколов

на стадо лебедей пускал,

а свои вещие персты

на живые струны воскладал.

Сами струны играли

и славу князьям рокотали.

Начнем же, братия, повесть сию

от старого Владимира

до нынешнего Игоря.

Потеснил Игорь ум дерзостию,

поострил сердце мужеством,

преисполнился ратного духа

и храбрые свои навел полки

на землю Половецкую — за землю Русскую!

О Боян,

соловей стародавнего времени.

Вот бы песни

ты этим полкам выщёлкивал,

растекаясь по мысленну древу,

летая умом под облаком,

славу старую с новой свивая,

рыскал бы по тропе Трояна

через поля на горы,

пел бы Игоря, внука Трояна, дела:

«Не буря соколов занесла

через долы широкие,

стая галок летит к Дону великому».

Или так бы еще запел

вещий Боян, внук ВелЕсов:

«Кони ржут за Сулою, —

звенит слава в Киеве!

Трубит в трубы Новгород —

стоят стяги в Путивле!»

Игорь ждет милого брата.

И сказал ему буй-тур Всеволод:

«Один ты, Игорь, свет мой светлый,

оба мы Святославичи.

Седлай же своих борзых коней, брат.

Мои давно под Курском стоят осёдланные,

Мои куряне — бывалые воины.

Под трубами повиты,

под шеломами возлелеяны,

с конца копья вскормлены.

Дороги ими исхожены, овраги изведаны.

Луки у них натянуты,

колчаны отворены, сабли изострены.

Сами скачут, как серые волки в поле,

себе ищут чести, а князю славы».

Тогда глянул Игорь на Солнце

и видит, что тьма от Солнца

все войско его накрыла...

И сказал князь дружине своей:

— Братия и дружина!

Лучше нам порубленным быть,

чем без чести поворотить.

Сядем же на своих на борзых коней