Читая «Лолиту» в Тегеране - [141]

Теперь Рухи заявляла, что скучает по университету. Мол, раньше ей казалось, что она скучать не будет; только потом она поняла, как не хватает ей наших занятий. Она скучала по фильмам, которые мы смотрели, по нашим дискуссиям. Помните ваше общество «дорогая Джейн»? Я удивилась – как она о нем узнала? Ведь это была наша с девочками тайна, о ней никто не знал, кроме меня и нескольких студенток. А она, оказывается, всегда хотела попасть в это общество. Думала, мы там веселимся. Мне очень нравилась Джейн Остин – знали бы вы, сколько наших девочек обожали Дарси! Я ответила: вот уж не знала, что вам в вашей группе разрешалось иметь сердце. Верьте или нет, ответила она, мы влюблялись постоянно.

Закончив университет, она пыталась учить арабский, перевела с персидского на английский несколько рассказов и стихов – чисто для себя, добавила она. Точнее, она сказала «для моего сердца» – в персидском есть такое выражение. Помолчав, она добавила: а потом я вышла замуж, теперь у меня дочка. Мне стало любопытно, вышла ли она за того самого человека, о котором говорила Нассрин; я не помнила о нем ничего хорошего.

Я спросила, сколько ее дочке. Одиннадцать месяцев, ответила она и с лукавой тенью улыбки добавила: я назвала ее в вашу честь. В мою честь? Да, правда, в свидетельстве о рождении у нее прописано другое имя, но я называю ее тайным прозвищем. Я называю ее Дейзи. Она выбирала между Дейзи и Лиззи, но в конце концов выбрала Дейзи. Она сама мечтала стать Лиззи, но выйти за мистера Дарси ей было не суждено. А почему Дейзи, спросила я? Разве вы не помнте Дейзи Миллер? Говорят, если ребенка назвать в чью-то честь, он вырастет похожим на тезку. А я хочу, чтобы моя дочка была похожа на Дейзи, ответила она; чтобы она стала такой, какой я никогда не была. Храброй.

Из всех литературных героинь мои студентки сильнее всего сопереживали Дейзи. Некоторые буквально на ней помешались. Позже на обсуждениях они снова и снова ее вспоминали, твердили о ее храбрости – им казалось, что им самим этого качества не хватает. Махшид и Митра в сочинениях писали о ней с сожалением; им казалось, что их, как и Уинтерборна, ждет разочарование. Когда Рухи встала и начала прощаться, я взглянула на нее с сомнением и произнесла: можно личный вопрос? Ты сказала, что вышла замуж. А за кого? Он не из университета, ответила она. Занимается компьютерами. Человек широких взглядов, с улыбкой добавила она.

Ей надо было спешить, дома ее ждала одиннадцатимесячная дочка, втайне названная Дейзи. Знаете, сказала она, когда я у вас училась, мне так не казалось, но теперь я понимаю: нам было весело. И как же горячо мы спорили из-за Джеймса и Бронте, Набокова и Остин – как будто от их слов зависело, будем мы жить или умрем.

24

Из глубин того, что мы зовем памятью, всплывают воспоминания. Я помню, как Ясси держала в тонких руках воображаемые воздушные шарики, когда радовалась; воспоминания похожи на эти шарики – такие же легкие, светлые и безвозвратные, хоть их и окружает «воздушная печаль» (термин Беллоу). В последние недели моего пребывания в Иране мы с девочками встречались не только по четвергам, но и в другие дни, и не только у меня дома, но и в разных местах. Мы даже отправились вместе за покупками – я решила купить подарки друзьям и родственникам из Америки.

Однажды днем я пошла в свое любимое кафе, искала девочек, но их нигде не было. Я остановила официанта, дряхлого старика в черных брюках, слегка коротковатых; он нес поднос с пирожными и двумя чашками с горячим кофе. Я спросила, не видел ли он компанию девушек. Они пришли без сопровождения, спросил он? Я удивленно посмотрела на него. Да, полагаю, они пришли одни. Тогда они внутри, сказал он и показал влево, на основной зал. Вы же знаете правила, добавил он. Одиноким женщинам здесь сидеть нельзя.

Девочки сидели у окна. В просторном зале были заняты всего два столика – за другим сидели две женщины и пили кофе. «Нет мужчин – нет и привилегий, – весело воскликнула Манна. – Нима сейчас нам пригодился бы». В последние недели, собираясь вместе, мы особенно отчетливо ощущали отсутствие Нассрин. Я спросила Махшид, есть ли новости. Новостей не было. Впрочем, отсутствие новостей – тоже новости, и хорошие, печально добавила она.

Манна и Азин принесли фотоаппараты. Фото из кафе на память, сказала Манна. С приближением даты моего отъезда я стала одержима идеей запечатлеть нашу жизнь, все ее подробности. А когда забывала камеру, сама становилась камерой и лихорадочно описывала птичьи стаи в Полуре, горном курорте близ Тегерана, воздух, который в Иране был почти осязаемым, особенно по утрам в рассветный час, и любимые лица, что окружали нас в эти последние недели.

Митра сегодня была притихшая. Перед моим приходом она рассказывала о своих проблемах и теперь заговорила снова. Мать Хамида категорически не поддерживала их отъезд в Канаду; из-за нее Хамид никак не мог принять окончательное решение. Меня раздражает не то, что она против нашего отъезда, а то, что она постоянно вмешивается в наши дела, сказала Митра. До этого она наседала на нас с внуками – мол, родите мне внука, а то я буду слишком старая и не смогу его нянчить. Теперь это. Митра с Хамидом тоже колебались. У Хамида здесь была хорошая работа и средства; в Канаде им пришлось бы начинать с нуля. Митра чувствовала, что меняется – она стала более тревожной и чувствительной, ей начали сниться кошмары. Однажды она проснулась с ощущением, что трясется весь дом, но оказалось, тряслась она, схватившись за прикроватный столик. Мне иногда кажется, что мужчины совсем не понимают, как трудно приходится женщинам в этой стране, с досадой выпалила она. Конечно, им проще, сказала Ясси. Здесь же в некотором смысле рай для мужчин. Хамид говорит, что если он будет хорошо зарабатывать, мы всегда можем ездить в отпуск за границу, добавила Митра.