Читая Гоголя - [4]

В таком взвинченном состоянии Ковалев и предстал пред светлые очи медицинского светилы. Арнольд Аскольдович оказался человеком относительно молодым, едва перевалившим за пятьдесят, с усталыми, но живыми глазами и привычкой сосать леденцы.

— Звонил, Колька, звонил… — басил он дружелюбно, провожая пациента за ширму, — давайте, батенька, раздевайтесь, посмотрим что там стряслось…

Однако профессионально бодряческий тон его как-то разом увял, стоило Платону Кузьмичу появиться перед профессором в виде пригодном для осмотра. Арнольд Аскольдович хмурился, надевал и тут же снимал блеские, в золотой оправе очки и наконец озадаченно протянул:

— Мда-а… странны дела твои, Господи! — потом, как будто спохватившись, поправился и даже ободряюще похлопал Ковалева по плечу. — Будем думать, случай интереснейший…

И хотя, в отличие от капитана милиции, уникальность Платона Кузьмича профессор признал, пациенту от этого легче не стало.

— Сначала сдадим все анализы, — продолжал Арнольд Аскольдович, когда уже одетый Ковалев подсел к его рабочему столу, — проведем с коллегами необходимые замеры, созовем, если надо, консилиум…

— Да на… мне ваш консилиум! — взорвался вдруг Платон Кузьмич, но тут же понял, что погрешил против правды. Продолжал уже просительно, понимая свою нетактичность. — Жить-то мне как, Арнольд Аскольдович? Должно же у вас быть хоть какое-то элементарное объяснение?..

— Ну, объяснение-то всегда найдется… — задумчиво заключил профессор, — если бы в объяснении было дело… Вполне возможно, произошел некий сбой и природа ошибочно заключила, что исчезнувший орган следует считать атавизмом и от него избавилась. Вероятно, вы, как бы это сказать, недоиспользовали возможности утраченного…

— Да вроде нет, профессор, — пожал плечами Ковалев. — В этом тоже проблема, что я теперь скажу Полине Францевне…

Арнольд Аскольдович бросил в рот очередной леденец и продолжал рассуждать:

— Опять же ящерицы в опасных ситуациях сбрасывают свой хвост, а потом он у них отрастает…

— Вы считаете есть шанс? — спросил Ковалев с надеждой.

— Гарантию дать не могу, но в природе ничего не бывает случайного, так что будем наблюдать…

Платон Кузьмич пал духом, сидел, уставившись в пол на белые плитки медицинского кафеля. В стеклянных шкафах блестели инструменты, пахло лекарствами и почему-то камфарой.

— Ну, не огорчайтесь так, — попытался подбодрить его профессор. — Еще ничего не ясно, в конце концов всегда остается шанс податься в трансвеститы, тем более, что значительная часть работы, можно сказать, уже выполнена. Есть такие кому нравится…

Ковалев поднял голову и посмотрел на Арнольда с плохо скрываемой ненавистью, но наблюдаться у него согласился. Да и выбора в общем-то не было.

Следующий месяц прошел для Платона Кузьмича в хлопотах. Анализы показали совершеннейшую его норму, так что многие врачи даже удивлялись, как Ковалеву удалось сохранить такое здоровье живя в столице нашей родины. У пациента было давление, как у пионера-ленинца, анализ крови списанный из учебника для начинающих медсестер, зрение, как у ворошиловского стрелка, вот только печаль поселилась в сердце Платона Кузьмича и в министерстве этого не могли не заметить. Не так энергично, как бывало, говорил он теперь по телефону, бросил привычку заглядывать в глаза начальству, а однажды на ответственном совещании заявил, что не согласен с мнением министра, чем особенно удивил присутствующих. И в баню с приятелями перестал ходить, и на женщин смотрел с какой-то внутренней тоской, а когда Колька в очередной раз брал у него в долг деньги, заявил, будучи трезвым, что якобы лучше стал понимать смысл жизни. Трудно сказать, что конкретно Платон Кузьмич имел в виду, но Кольке деньги нужны были до зарезу и он поостерегся вступать в дискуссию. Лучше, так лучше, кто бы стал возражать!

— Знаешь, — говорил Платон Кузьмич грустно, — я будто старше стал на четверть века, отпала необходимость суетиться, искать чего-то, метаться… И, что удивительно и странно: Полина Францевна меня не бросила…

Кольке это было не понять. В Интернете, хоть и обещал, он ничего по интересующему вопросу не нашел, так что и приятеля ему порадовать было нечем. Правда, в самом конце месяца в продажу с помпой выкинули книгу одного начинающего политика «Поднявшийся в ночи» с фотографией автора на обложке, но Колька не знал и никак для себя не мог решить, стоит ли привлекать к ней внимание Платона Кузьмича. И вовсе не потому обуревали его сомнения, что книжонка была написана литературными рабами, а названием косила под нобелевского лауреата Жозе Сарамага, не знал Колька как эта новость может на Ковалева повлиять.

Не дремал на своем профессорском посту и Арнольд Аскольдович. В институте экспериментальной травматологии он создал и возглавил отдел природных аномалий, был избран членом — корреспондентом Медицинской академии наук и набрал группу аспирантов, усердно эксплуатирующих тематику естественного отпадения отдельных человеческих органов и членов. Платона же Кузьмича мучили все это время иглотерапией, витаминной агрессией и даже успели заказать специальный мощный лазер для воздействия на биологически активные точки подопытного. Единственным приятным моментом в лечении был еженедельный общий массаж, но и тут со временем Ковалев начал подозревать, что массажистка скрытая лесбиянка.