Чистые сердцем - [20]

— Сегодня я весь день в суде, но я вырвусь к тому времени, когда нужно будет забирать тебя из школы. Нужно купить тебе какую-нибудь обувь.

— А мы можем сходить выпить молочный коктейль у Тилли?

— Потом. Посмотрим.

Почему они всегда говорят, что мы сначала «посмотрим», даже если заранее знают, случится что-то или нет. Посмотрим, посмотрим… Это какая-то непреодолимая привычка так говорить.

— Пошли, Кузнечик.

Дэвид закинул за спину рюкзак.

Дождя не было — это все, что он заметил. Ни дождя, ни особого холода. А так утро как утро. Его мама села в машину и придержала дверь. Дэвид подошел и наклонился. Он был не против поцеловать ее здесь, у дома, тем более она сидела в машине. Он никогда не сделал бы это рядом со школой.

— Хорошего дня, Кузнечик. Увидимся вечером.

— Увидимся.

Он подождал, пока она съехала с подъездной дорожки на улицу и исчезла за углом, и побрел к воротам. Его отец ушел час назад. Он всегда ехал в госпиталь к половине восьмого. Дэвид положил сумку на землю и стал ждать, высматривая машину. Это неделя Форбсов. У Форбсов темно-синий «Ситроен Цзара». Это был не лучший вариант, лучший был в неделю ди Ронко, когда за ним приезжала легковушка с тонированными окнами. Отец Ди Ронко был участником одной из самых популярных групп восьмидесятых, носил по большому кольцу на каждом пальце, а лицо у него было в татуировках. Отец Ди Ронко смешил их всю дорогу до школы и ругался неприличными словами.

Мимо него по дороге пролетали машины. На работу. В школу. На работу. В школу. На работу. В школу. Серебряный «Мондео». Белая «Ауди». Черный «Форд Фокус». Серебряный «Форд Фокус». Серебряный «Ровер 75». Красный «Поло». Грязно-зеленый «Хендай». Синий «Эспас». Бордовый «Форд Ка».

Серебристых машин было больше, чем других цветов, он уже в этом убедился.

Форбсы обычно не опаздывали. В отличие от ди Ронко. Они делали это постоянно, один раз опоздали на полчаса, и папа Ди Ронко, примчавшись к школьным дверям, стал свистеть и кричать: «Не начинайте без нас!»

Он попытался представить, как что-то подобное делает мистер Форбс, и чуть не упал от смеха.

Он все еще посмеивался, когда рядом с ним остановилась машина, он смеялся слишком сильно, чтобы осознать, что машина была не того цвета и что кто-то открыл дверь и грубо втащил его внутрь, пока колеса машины резко разворачивались на тротуаре.

Одиннадцать

В последний момент Саймон Серрэйлер развернул машину и поехал прочь из Лаффертона, преодолев около мили по объездной дороге и направившись за город. Прежде чем вернуться в участок, он сходит навестить Марту, которая снова была в своем доме призрения. Как только он вернется к активной деятельности, у него может не появиться такой возможности еще много дней, и он знал, что, даже если Марта не особо замечает его присутствие, ее сиделки точно замечают и ценят это. Слишком многих пациентов по большому счету бросили их семьи, никогда не навещали и даже не присылали открытки на Рождество и день рождения. Он слышал, что персонал говорит об этом довольно часто. Он знал, кто именно был забыт. Старый Деннис Трутон, чья жизнь началась с церебрального паралича, а заканчивалась болезнью Паркинсона. Мисс Фалконер, огромная, медлительная, с абсолютно пустыми глазами, мозгом младенца и телом дородной женщины средних лет. Стивен, который постоянно дергался и бился в конвульсиях и у которого два или три раза в неделю случались смертельно опасные приступы: ему было семнадцать, и его родители не видели его с младенчества. Саймон время от времени ретранслировал свое негодование по поводу них Кэт, но она, со своей профессиональной отстраненностью, хоть и всегда соглашалась с ним, но всегда обозначала и другую точку зрения.

Утренний трафик начал рассасываться, уже когда он сворачивал на объездную дорогу, а когда он съехал с нее и направился в сторону Харнфилда, он встретил всего несколько машин. Поля были пустыми, деревья все еще голыми. Он миновал две деревни, которые давно были заброшены и выполняли роль «спальных районов» Бевхэма и Лаффертона. Ни в той, ни в другой не было магазина или школы, в одной был паб. Совсем мало людей сейчас работали на земле или непосредственно в деревне. Харнфилд был гораздо больше, тут была и начальная, и средняя общеобразовательная школы, и даже вкрапления новой застройки. Еще здесь был бизнес-парк. Тут обитали люди. Харнфилд был не особо привлекательным местом, но тут существовало свое сообщество и своя жизнь.

Саймон свернул налево, на узкую дорогу, которая вела к «Айви Лодж».

— Я не знала, вернут ли нам ее обратно, — Ширли, нынешняя сиделка Марты, прошла вперед, провожая его по выкрашенному в жизнерадостные цвета коридору. — Она была совсем плоха.

— Я знаю. Меня вызвали из Италии.

— Но она каждый раз оправляется, мы уже должны были к этому привыкнуть. Она такая сильная, — Ширли остановилась перед открытой дверью в комнату Марты. — Что бы кто ни говорил, она, видимо, получает от жизни достаточно, чтобы двигаться дальше, понимаете?

Саймон улыбнулся. Ему нравилась Ширли с ее мягким прищуром и небольшой щелью между передними зубами. Одна или две другие сиделки производили такое впечатление, как будто всегда ждут не дождутся конца смены, и выполняли только необходимый минимум, чтобы содержать его сестру в чистоте, комфорте и сытости. Ширли говорила с ней и рассуждала о ней как о человеке, которого она знает и любит, даже несмотря на то, что иногда от нее устает. Саймон знал, что это редкость, и был ей благодарен.