Чистое золото - [69]

Глава восемнадцатая

Вернувшись домой с последнего экзамена, Тоня долго сидела в кухне у стола. Полчаса назад она ощущала глубокую радость. Надежда Георгиевна объявила, что аттестаты получат все выпускники. Лиза кинулась обнимать Тоню, все закричали «ура»… Тоня и не заметила, как добежала до дому, словно перелетела на крыльях, так не терпелось ей поскорее сказать матери, что все кончилось счастливо. А когда Варвара Степановна, порадовавшись с дочерью, куда-то отлучилась, Тоней вдруг овладели растерянность и слабость. Кончена школа… Что же теперь? Совсем новое, неведомое… Не будет больше шуток над Моховым, пререканий с Илларионом, споров с Лизой и тихих долгих бесед с Женей… Все, все кончилось, уроки, отметки, экзамены, — все, чем она жила десять лет. Теперь не придешь посоветоваться с Надеждой Георгиевной. Петр Петрович не глянет из-под кустистых бровей и не скажет, отводя глаза в сторону: «Вы так полагаете, Кулагина? А ну, подумайте хорошенько».

Впервые Тоня ощутила живое содержание слов «начинается новая жизнь». Сколько раз она их слышала и читала, не раз завидовала книжным героям и хотела, чтобы у нее самой наступила новая жизнь. И вот она начинается…

Тоня оглядела кухоньку: большую печку с почерневшим устьем, которое мать подбеливала к каждому празднику, чисто вымытый пол, тропки пестрых половиков, голубую клеенку со стертым узором на столе, яркий бумажный абажурчик. Все такое родное, наизусть знаемое. Как же она будет жить без этих стареньких милых вещей, без стен отцовского дома, без родного ветра? Ведь все, все будет другим: город, люди, вещи…

Тоня даже зажмурилась: жутко!

Но эта новая жизнь, наверно, будет замечательной… Конечно будет! Страшно первое время, пока наладится, уляжется… А потом все пойдет размеренно и понятно, как в школе: лекции, комсомольская работа, товарищи… Они будут необыкновенно хороши, эти новые товарищи, — никогда еще невиданные девушки и юноши. Каждый из них в эти дни тоже думает о будущих друзьях, которых скоро пошлет им жизнь. Представляет ли себе кто-нибудь из них девушку, подобную Тоне, чувствует ли, что его ждет встреча с ней?..

Тоня открыла затуманенные глаза.

Да, новые товарищи будут хороши! Но все же не лучше прежних. Нет, нет! Навсегда останутся самыми дорогими для нее школьные друзья!

Вошла мать с торжественным и озабоченным лицом. Она посторонилась и пропустила в дверь высокую бледную женщину.

— Ну-ка платье примерь, Тоня. Мария Гавриловна уже сметала.

Мария Гавриловна славилась как искусная портниха, и Тоня была изумлена, когда отец несколько дней назад сказал Варваре Степановне:

— С платьем Антонины для вечера не вздумайте самодельничать. Путь Мария Гавриловна шьет.

А материя на платье была удивительная. Николай Сергеевич купил ее в городе лет двадцать назад. Был он при деньгах и, бродя по рынку, мгновенно пленился тяжелым шелком цвета слоновой кости, с переливающимися золотыми искорками. Он купил шелк у какой — то старухи, не торгуясь, и, только отойдя, сообразил, что заплатил очень дорого и теперь денег не хватит на необходимые покупки.

Такие приступы расточительности порою находили на Николая Сергеевича. Варвара Степановна ужасалась, но с мужем не спорила. Надо же иногда человеку себя потешить!

Мать никак не могла решиться сшить себе платье из чудесного шелка. Все казалось ей, что в нем она будет излишне нарядная. А когда на свет появилась Тоня, шелк был определен ей, хотя Николаи Сергеевич сердился и говорил, что пока дочка вырастет, шелк истлеет. Но прочная материя не истлела, только слежалась на сгибах глубокими складками, и Мария Гавриловна уверяла, что выбилась из сил, разглаживая их.

— Ну и шелк! — говорила она. — Железный!

Мария Гавриловна вертела девушку то в одну, то в другую сторону. Со скрипом втыкались в упругий шелк булавки.

— Какое длинное! — смущенно говорила Тоня.

— Так и полагается. Вечернее платье.

Наконец Мария Гавриловна слегка оттолкнула от себя Тоню, прищурясь оглядела ее и сказала:

— Ну, идите смотритесь.

Тоня кинулась к зеркалу. Навстречу ей из глубины стекла стремительно выбежала статная девушка с вопрошающими глазами, в блестящем наряде.

Николай Сергеевич, вернувшись с работы, удивился необычной тишине в доме. Он шагнул к порогу спальни и остановился в изумлении. Перед зеркалом стояла девушка в блестящем переливчатом платье. Жадный и требовательный взгляд ее не отрывался от стекла. Две немолодые женщины смотрели на нее с нежным сочувствием и тайной печалью.

— Вона! — сказал Николай Сергеевич. — Какая жар-птица из нашего гнезда вылетает!

Эти слова были первыми пришедшими ему в голову, но тут же он почувствовал, что именно они точно определили минуту. Вот какая девушка выросла из маленькой Тони! Впервые домашние видят ее в новом обличье. А сама она радостно удивлена, и охорашивается, и смотрит на себя, будто не узнает.

Возглас Николая Сергеевича заставил женщин смущенно рассмеяться, а Тоня бросилась к отцу и обняла его:

— Все кончено, папа! Сдала последний экзамен! И… и спасибо тебе за платье. Ты, наверно, знал, когда покупал этот шелк, какое оно будет красивое.

— Ну ясно, знал, — пробормотал Николай Сергеевич.