Чистое золото - [48]

— О чем вы тут шумели, ребята?

— Насчет Максима Максимыча, Надежда Георгиевна! Мы прочитали «Героя нашего времени».

— Ну, и что же?

— Вова Сметанин и Сева Кротков говорят, что он неинтересный человек! — сердито сказала рыженькая, с короткими толстыми косичками девочка.

— А ты что скажешь, Тойза?

— Он добрый, хороший старик! Полюбил Бэлу… как отец к ней относился. И сила воли у него была. Еще в молодости дал зарок никогда не пить вина и всю жизнь держал слово… Замерзли ведь они в дороге, Печорин рому предлагает, а он: «Нет-с, благодарствуйте, не пью!» — с удовольствием процитировала рыженькая.

— И храбрый! — подхватила другая ученица.

— Ну, а ты, Вова Сметанин, что думаешь?

— Я разве говорю, что он плохой? — запальчиво ответил Вова и покосился на чужих людей. — Добрый старик, это верно. Только скучный, обыкновенный!.. Подумаешь, вина не пил! Мы вот никогда не пьем — что же, нас хвалить за это?

Секретарь громко закашлялся, но скрыть смех ему не удалось. Все увидели, что он смеется. А спутница его как будто стала еще серьезнее.

— Вот ты говоришь: скучный, обыкновенный… Тебе он неинтересен. А великий писатель Лермонтов нашел в этом обыкновенном человеке замечательные черты: и чуткость, и доброту, и верность долгу, и широту взглядов… Максим Максимыч — настоящий русский характер. Разберись-ка в нем, Вова…

Надежда Георгиевна задумалась на секунду. Начав урок, она мгновенно забыла, что в классе сидят два посторонних человека. Она глядела на детей. Нужно было рассказать им биографию Лермонтова.

— Давайте вспомним, ребята, последний день жизни Пушкина, — тихо заговорила она. — Февраль… серое петербургское небо, толпа на Мойке. Люди тихо переговариваются, терпеливо ждут, не выйдет ли кто из дома, где лежит раненый поэт, не скажет ли, что Пушкину лучше… И вот разносится скорбная весть: поэт скончался…

Сабурова, помолчав, спросила класс:

— Вы помните, как отозвалось русское общество на эту смерть?

— Да! Да! Помним!

Надежда Георгиевна вызвала рыженькую девочку. Та встала и, немного путаясь, начала взволнованный рассказ.

— Хорошо, — кивнула ей учительница. — И вот в эти тяжелые дни по рукам стало ходить стихотворение молодого, до тех пор неизвестного поэта. Многие из вас, наверно, читали эти стихи.

— Читали! Конечно!

— А я знаю наизусть!

— Прочитай нам его, Женя!

Подросток читал просто, но во всех чертах его еще детского лица проступало недетское презрение к тем, кто злобно гнал свободный, смелый дар поэта. Слова «А вы, надменные потомки…» — он выкрикнул страстно и гневно.

— Кто же был этот молодой обличитель, о котором Белинский писал: «Мне кажется, что Пушкин умер не без наследника»?

Тихо-тихо сидели ученики, и приезжий гость, так же как они, не отрываясь смотрел в лицо старой учительницы, слушая рассказ о гениальном юноше, прожившем сверкающую и горькую жизнь.

Когда Сабурова сказала о том, что поэт не был принят на третий курс Петербургского университета, ребята заволновались:

— Почему? Почему такая несправедливость?

— Вероятно, из Москвы уже успели послать характеристику студента Лермонтова.

— Ну ясно, послали!

Девочка-хакаска снова подняла руку.

— Что ты хочешь сказать, Тойза?

— Вы нам говорили, Надежда Георгиевна, про судьбу Грибоедова, Пушкина, Полежаева, Шевченко… и Лермонтов тоже…

— Такова, друзья, была судьба многих. Выступая на восемнадцатом партсъезде, автор «Тихого Дона» и «Поднятой целины» Шолохов говорил о писателях, награжденных нашим правительством, и сказал, что надо вспомнить тех, кого раньше награждали. Только их награждали тюрьмами, ссылками или просто убивали…

Сабурова заканчивала рассказ. Пятигорск, происки Васильчикова, дуэль… Кто-то из девочек тихо охнул, когда она сказала, как лежало тело поэта под проливным дождем в горах.

— Точно в «Герое нашего времени»!

— Как будто он предчувствовал!

— Вы читали, ребята, стихотворение «Дума». Там Лермонтов говорит, что люди его времени пройдут над миром без шума и следа, не бросят векам ни плодовитой мысли, ни труда, начатого гением. Ошибался Лермонтов! Останутся в веках его благородные мысли, великие произведения, в которых виден борец, человек, не мирившийся с произволом. И мы, судящие о прошлом «со строгостью судьи и гражданина», мы, граждане счастливой трудовой страны, с благодарностью и любовью повторяем имя Лермонтова.

После звонка Сабурова собрала свои вещи и вышла из класса. Секретарь обкома молча шел за нею.

— Сейчас большая перемена, — сказала она. — Хотите пройти в столовую?

— Я поговорить с вами хочу, — ответил гость. — Впрочем, это мы успеем, правда? Пойдемте в вашу столовую. У вас, говорят, и во время войны горячие обеды не прекращались?

— Всю войну продержались, — с гордостью ответила Надежда Георгиевна.

В длинной столовой за столами, покрытыми белой клеенкой, уже сидели вплотную друг к другу ребята. Дежурные в халатах из сурового полотна разносили обед.

— А пахнет вкусно! — засмеялся Круглов. — Что у вас сегодня?

— Щи и медвежатина с картошкой. Просим отведать.

Дежурная девочка уже несла гостям тарелки.

— Что вы, что вы! Мы сыты, — запротестовал секретарь.

— Ну нет, вы ребят обидите, да и подкрепиться перед дорогой не мешает.