Я спросил полицейского, пришедшего со мной, могу ли я забрать тетрадь, чтобы не торчать весь день (а может, и не только день) в этой квартире. Меланхоличный шотер, настроившийся было поспать на кухонном табурете, связался по биперу с начальством и благожелательно сказал:
— Бери что хочешь, только напиши расписку.
Вернувшись домой, я сел к компьютеру, поскольку только с помощью интербанка памяти мог рассчитывать на соединение всех слов, нацарапанных рукой Слуцкого, в некий связный текст.
Вечером я все еще сидел, глядя на экран. Жена пыталась оторвать меня, соблазняя салатом оливье, но мне было не до еды. Потом меня позвал к видео Роман, но я послал его туда, где ему надлежало находиться в это время суток. К ночи эвристическая программа, в основу которой легли записи Слуцкого, была готова, и компьютер начал формировать с ее помощью свои виртуальные миры. Я в этом процессе ничего не понимаю, поэтому позволил себе расслабиться, и до двух часов ночи пил крепкий чай, размышляя о странной судьбе человеческого рода.
На часах было три минуты третьего, когда компьютер объявил, что мозаика сложена, причем единственным образом, первоначальные триста девяносто тысяч вариантов программа отбросила как логически противоречивые, а в то, что получилось, я могу войти, но должен накрепко усвоить кодовое слово «сброс», каковое и должен произнести мысленно, если мне станет невтерпеж и захочется к маме…
«…Я родился в тот самый день, когда умер мой дед. А может, и в ту самую минуту. В этом факте не было бы ничего примечательного, если бы он не повторялся из поколения в поколение. Насколько я узнал, расспрашивая родственников, наша семейная „традиция“ не имела исключений. Цепочка рождений и смертей прослеживалась до одного из современников Радищева, еврея по крови, жившего в местечке около недавно основанного города Одессы. Во мне перемешалось немало кровей, не только русских и еврейских, но также польских, немецких, грузинских и даже, если верить преданиям, испанских. Конечно, кроме фактов, подтвержденных документально, были и легенды, как-то эти факты объясняющие. Главная гипотеза: переселение душ. В миг смерти душа деда переселяется во внука и продолжает жить в иной ипостаси.
…Моя личность, мой дух были всегда. Когда умирал один из моих предков, личность моя переходила в его потомка. Я проследил этот процесс глубоко в прошлое и не нашел начала, оно терялось где-то и когда-то, когда человека еще не было на Земле.
…И кем же я был в то время? Дух мой витал над водами? Я был Богом? Тем, кто создал Мир, отделил свет от тьмы, дал жизнь людям? И что? Сам стал человеком среди своих чад? А если так, почему допустил, чтобы люди стали такими? Ведь к Богу — ко мне? — обращали свои молитвы миллионы и миллионы. Я не слышал?
…Я слышал все. Почему никогда — ни разу! — не вмешался? Суббота? Отдых? Забытье? Нет. Насколько я понимал сам себя, я не вмешивался потому, что не мог. Был бессилен.
…Я не тот Бог, о котором написано в Библии, Торе, Коране и еще где-то. То фантазии, а есть Истина. Когда я создавал Вселенную, сила моя была почти беспредельна. В этом «почти» все дело. Предел. Половину своей силы, — точнее сказать, энергии, — я потратил в День первый, и половину того, что осталось — в День второй. Когда настал День пятый, я мог только управлять генетическим аппаратом, а создав человека в День шестой, утратил все и стал таким же человеком, как и остальные люди. Разве что изредка, в каком-то из моих поколений, прорывалось что-то немногое, копившееся веками, и я был способен, например, дать людям Заповеди…»
Я сказал «сброс» и вывалился из компьютерной реальности в реальность своего уютного кабинета. Быть Слуцким оказалось попросту не в моих силах.
Никакой психопатии. Никакой. Компьютер отметил бы любое, самое минимальное, отклонение от психической нормы. Слуцкий был Богом. Богом, вначале бесконечно сильным и мудрым. Богом, сотворившим Вселенную, а потом потерявшим свою силу потому, что оказался подвластен закону сохранения энергии, который сам же и придумал…
Так?
Я вспомнил известный с детства софизм, любимое лакомство атеистов: «а может ли Бог создать такой камень, который сам не смог бы поднять?»
Компьютер застыл в режиме ожидания — у него было еще что показать мне, и я понял, что хочу видеть, даже если не смогу переварить, даже если мои мозги расплавятся, и я не успею крикнуть «сброс»…
Я не хотел погружаться в прошлое на миллиард лет, хотя, если судить по списку подпрограмм, компьютер рассчитывал погрузить меня для начала куда-то во время, когда еще не было на Земле жизни (день третий? Или четвертый от сотворения?). Нет, не сейчас…
Я надел на голову проектор и мысленно попросил Слуцкого быть осторожным. Я разговаривал с ним как с живым…
«Гора была — Синай. Угрюмые скалы, похожие на лунные кратеры, и ни на что земное не похожие вообще. Смотреть вниз — страшно, смотреть вверх — трудно и страшно тоже. У тех, кто карабкался по валунам, пытаясь добраться до огромного бурого пятна на вершине, были суровые лица странников, бородатые, с большими, нависающими тучей, бровями. Одеты они были, впрочем, традиционно для местных жителей — грубая дерюга едва покрывала тело, избитое частыми падениями и ночлегом на голых камнях.