Чисто английский детектив по-русски - [11]

— Понимаете, — Генри Тилптон замялся и как-то даже смущенно улыбнулся, — меня в последнее время мучает вопрос: а каково это — лежать в гробу, где темно и сыро, где не пошевелиться и даже не поднять руки? Буду ли я все это чувствовать после смерти, или моя душа уже будет далеко от нашей бренной земли?

— С этим вам лучше обратиться к нашему дорогому отцу Ральфу. Все-таки разговоры о душе — это удел священников. Я отвечаю только за тело. Поэтому могу вам точно сказать, что если правильно подобрать гроб, то там можно вполне комфортно провести остаток вечности.

Тилптон тогда улыбнулся, доктор это хорошо запомнил. Они оба рассмеялись, и на этом прием был окончен. О том разговоре больше никто из мужчин не вспоминал. И вот только на похоронах Генри доктор Шервуд подумал об этом. Странный визит, нелепая, бессмысленная беседа.

Что же на самом деле Тилптон хотел спросить у доктора, но так и не решился?

Два дня назад, когда миссис Тилптон позвонила доктору и попросила его прийти, он и не думал, что все так обернется. Глядя на мертвецки бледное лицо Тилптона, Шервуд чувствовал свою вину. Ничего нельзя было сделать, только подписать свидетельство о смерти. Но доктора не оставляла мысль, что он должен был раньше разобраться во всем. Амалия явно что-то скрывала. Ее глаза были опухшими от слез, но то, как они бегали из стороны в сторону, говорило о ее сильном страхе. Почему все-таки Генри Тилптон сейчас лежит в этом деревянном ящике? Может, причина в Саймондсе? Да нет, Генри никогда не пошел бы на такое. Обречь себя на забвение? Вряд ли, сам он не смог бы этого сделать. Значит, Амалия. Больше некому. Но почему? Голова доктора раскалывалась от вопросов, ответов на которые он не знал.

Тем временем процессия остановилась у каменного склепа, и гроб торжественно поставили на землю возле входа в усыпальницу. Несколько человек произнесли прощальные слова, свою речь подготовил и священник. Миссис Ребекка Адамс внимала этим словам, и ей становилось все тревожнее. Она задумчиво смотрела на доктора Шервуда, который за последние два дня так сильно похудел и осунулся, что сам стал похож на мертвеца. Его жена стояла к нему близко-близко, вцепившись в его рукав и постоянно прижимаясь щекой к его плечу. «Оберегает его от неприятностей, — подумала миссис Адамс. — Боится, как бы он не проговорился или не сделал чего необдуманного. Но самому Шервуду чего бояться? Если Генри Тилптон умер во сне, то доктор все равно не смог бы его спасти. Слабое сердце подвело, вот и все. Ведь никаких следов насилия не обнаружили».

Тут миссис Адамс как громом поразило. А что если доктор что-то скрыл? Вдруг миссис Тилптон уговорила его не рассказывать полиции правду? Кто знает, может, Амалия подсыпала мужу яд в любимое блюдо, оттого он и испустил дух? Вскрытие все показало бы, но экспертизу не стали проводить, ведь доктор не нашел ничего подозрительного. Вот делу и не дали ход.

Пока мысли миссис Ребекки Адамс ускоренно неслись в этом направлении, глаза ее машинально следили сначала за тем, как гроб заносят в склеп, а потом — как закрывают вход в усыпальницу. Обычная каменная плита, приставленная не совсем плотно. Интересно, удалось ли бы ей сдвинуть такую плиту с места?

Миссис Адамс испуганно огляделась по сторонам, ибо ей показалось, что она произнесла это вслух. «Бред. Какая плита! Еще скажи, что пойдешь ночью вынимать тело покойника из гроба, чтобы посмотреть, нет ли на теле следов, указывающих на отравление», — мелькнуло в голове пожилой женщины.

— Тетя, все уже разошлись, пойдем. Ты всю церемонию думала о чем-то своем, — стоящая рядом Виктория потянула Ребекку Адамс за рукав. Громко вздохнув, старушка послушно поплелась за племянницей. Уже поворачивая за угол церкви, миссис Адамс бросила последний взгляд на серый мрачный склеп, и в глазах пожилой леди вспыхнули зеленые искорки.

3

Показавшаяся на ночном небе луна устало блеснула очертаниями кратеров, слегка качнулась из стороны в сторону и, зевнув на проплывающие мимо облака, скрылась за пеленой мглы.

В темном сыром склепе было тихо. Где-то в дальнем углу зашевелился на своей паутине паук, приготовившись принять в свои сети мелких мушек, но, заслышав какой-то шорох, замер и превратился в маленький черный бугорок.

Шорох между тем стал явственнее и громче, перейдя в скрип и, наконец, в грохот. Шум исходил от деревянного гроба, стоящего в центре. Поначалу случайному очевидцу, окажись он каким-то магическим образом в столь необычном месте, могло бы показаться, что внутри ящика кто-то шевелится и даже стонет, но, учитывая, что в гроб обычно кладут уже заведомо мертвых людей, сама эта идея не выдерживала бы никакой критики. Однако, вопреки всему, гроб продолжал издавать странные звуки. Он не то пел, не то шептал, не то скрежетал зубами, выдыхая струи могильной пыли и столпы насекомых.

Вдруг лакированная крышка подпрыгнула и с грохотом рухнула обратно на деревянное ложе. Замерший на паутине паук шевельнулся и стал совсем невидимым, ужавшись еще сильнее в почти неразличимую точку. Предприняв очередное усилие, крышка гроба вновь задрожала и в конце концов с треском и скрежетом сдвинулась с места, приоткрыв заметную щель между собой и ящиком. Если в тот момент в склепе действительно находился бы кто-то посторонний (непонятно как там вдруг оказавшийся), то этот человек без сомнения потерял бы сознание от страха и ужаса. Ибо то, что стало происходить с гробом дальше, не лезло ни в какие ворота. Щель между крышкой и основанием становилась все шире и шире, и вот уже в образовавшемся проеме показалась голова покойника.