Число зверя - [35]

— Ну, Бога то, нашел?

Вера озадаченно промолчала, затем залилась смехом.

— Да зачем тебе знать, нашел или нет? Давай ка я баньку истоплю, вымою тебя, выскоблю до хруста…

— Зачем, говоришь? — остановил ее Сергей Романович, и в его лице проступила романтическая грусть, даже голос как то переменился, стал задумчивым и вопрошающим. — Ты вот думала когда нибудь, зачем человек на земле живет?

— Для любви, Сергуня, думать нечего, все до нас решено.

— Вот уж в чем я не уверен, так это в твоей бабьей философии, — усмехнулся он. — Нет, Вера, у человека другое предназначение на земле. Явиться из тумана, достичь своего солнца и сгореть в нем. Вот к чему стремится каждый истинный мужчина. Запомни и гордись…

— Что то больно мудрено для меня, — вздохнула она нетерпеливо. — Со мной вон уже сколько мужика не было, месяцев пять! После тебя никак не могу, не один набивался, не могу, и все… А ты.может, коньячку рюмочку?

Теперь и Сергей Романович коротко усмехнулся, польщенный и возбужденный ее явным нетерпением, придвинулся к ней, обнял, прижал к себе, и она, возбуждаясь от его властных и жадных рук, тяжело потянула его вниз, на толстый текинский ковер. А затем, придя в себя и несколько успокоившись, они долго вместе плескались в просторной ванне, но уже за столом, лениво и ублаготворенно вновь потягивая в меру терпкое вино, Сергей Романович как то, словно между прочим, обронил:

— Знаешь, Вер, ты сделай, чтобы мне встретиться с этим странником… так, незаметно как нибудь, как ты умеешь…

— Серьезно или шутишь? Ничего не пойму…

— Сам не знаю, — так же искренне ответил Сергей Романович. — Я ведь тоже по своему бродяжка — командировки, командировки, нынче здесь, завтра там, а без этого вроде и жизни нет, привык… Без дороги не могу. А если он, странник чудный, что то такое особое знает и мне скажет? Избавлюсь от своего зуда, и заживем с тобой припеваючи, буду клубничку растить, глядишь, дите проклюнется, знаешь, этакий белоголовый постреленок, глазенки быстрые, знай лепечет себе — мама, папа… а? Недурно, Вер? Ты вон еще какая молодка, кровь с перцем, такого себе парня отгрохаем или дочурку, ласковую ласковую шалунью, в косичках розовые бантики… а?

— Господи, — потянулась к нему Вера, припала к груди и неожиданно потрясенно и счастливо расплакалась, уткнувшись в широкую теплую грудь — терлась о нее щекой и носом и ревела.

Он поднял ее голову, взглянул в глаза.

— Ты чего, Вер?

— Ох, хочу, чтоб так было, — призналась она и разрыдалась с новой силой, а когда несколько успокоилась, подняла покрасневшие глаза, улыбнулась сквозь еще не просохшие слезы.

— Вер, да ей Богу…

— Ладно, врешь ты все… а это так, бабье, не отнимешь. Я и без того счастливая, Сергуня, ничего мне больше не надо, лишь бы ты был на белом свете и чтобы я всегда это знала. — Она подняла голову, вновь заставив себя улыбнуться. — А того, что ты наговорил, ничего не будет…

— Будет! — заупрямился Сергей Романович, и в его голосе прорезалось нечто незнакомое и далекое. — Захочу, и будет.

Она потянулась к бокалу с вином, возражать больше было нельзя, она слишком хорошо его знала.

— Ну, ладно, как знаешь, Сергуня. Вот только к этому страннику ходить не надо, говорят, он стал провидцем, насквозь человека видит и всю его судьбу наперед знает. Зачем? Страшно.

С бережной улыбкой поглаживая ее плечи, Сергей Романович в то же время властно отстранил ее от себя, и она поняла, что все ее слова и уговоры будут напрасны; может быть, она и любила его за эту его непонятную силу, подчиняющую себе без слов, и за эту свою сладкую бабью покорность. Ей сейчас уже и говорить больше не хотелось, только быть с ним рядом, глядеть на него и не терять ни одной секунды этого счастья — ведь она прекрасно знала, что оно долго не продлится и в любую минуту может оборваться. Так уже случалось не раз. Но и спать не хотелось, и она стала рассказывать о последних дачных пересудах, о том, что знаменитая певица Зыбкина, лет десять назад купившая у них в поселке дачу, расширила ее, надстроила второй этаж и превратила его в концертный зал, ей даже лифт соорудили — подниматься на второй этаж.

Сергей Романович одобрительно сощурился.

— Размах… Живут люди! Откуда такие деньги?

— Да что ты, Сергуня, — поспешила порадовать его хозяйка. — Да у нее шуры муры с самим Косыгиным.

— Вот чепуха, — подзадоривающе усмехнулся Сергей Романович, слегка хмурясь. — Так уж и с самим Косыгиным… А может, и с самим Леонидом Ильичом?

— Ничего особенного, старичку тоже хочется погреться. Баба то вон какая роскошная, грузины на ее концертах только одно просят: ты, Дуня, говорят, не пой, не можешь больше — и не надо, ты, говорят, только ходы, ходы, туда обратно ходы. Дай только полюбоваться, как ты ходыть будышь… Вот уж повезло бабе, голосище Бог отвалил — орган. И ничего тебе больше не надо. Ходи себе да ходи туда обратно. Говорят, на свои концерты она одних бриллиантов цепляет на себя миллиона на полтора. А шуба? Голубой соболь — весь переливается. Я как то раз увидела, идет по поселку…

— Вера, — остановил ее Сергей Романович. — Голубого соболя не существует в природе, уж я-то знаю.