«Чингизово право». Правовое наследие Монгольской империи в тюрко-татарских ханствах и государствах Центральной Азии (Средние века и Новое время) - [16]
В ряде случаев мы не можем соотнести упоминания Ясы в источниках с конкретными нормами, принципами, ясами или ярлыками. Так, в персидских исторических сочинениях нередко встречается выражение «предать ясе», т. е. назначить то или иное наказание (от телесных до смертной казни)[144]. Полагаем, в данных случаях наказания следовали за нарушение законности и правопорядка, и судьи сами определяли тяжесть наказания в зависимости от опасности преступного деяния. В российских официальных актах XV–XIX вв. неоднократно встречается термин «ясак», обозначавший специальный налог: по нашему мнению, название связано с тем, что оно устанавливалось в соответствии с принципами действовавшего законодательства, которое в тюркской и монгольской традиции и обозначалось термином «яса».
Интересно проследить, как этот термин применялся в тюрко-монгольских государствах более позднего времени — например, в ханствах Средней Азии и, в частности, в Бухаре XVII–XVIII вв. Некоторые современники событий и современные специалисты упоминают действие принципов Ясы в ханском суде[145] и даже в повседневной жизни узбеков (как правящей элиты, так и широких кругов): речь идёт о соблюдении принципов Ясы во время праздников и торжеств[146]. Нам неизвестны конкретные положения Ясы, которые могли бы регулировать подобные мероприятия, хотя строгие и чёткие правила проведения праздников (порядок рассаживания участников, вручение подарков и пр.) упоминаются в разнообразных источниках, начиная с «Сокровенного сказания»[147].
Таким образом, можно сделать вывод, что упоминания Великой Ясы в исторических источниках не дают основания рассматривать её как кодифицированный правовой акт, в чём мы полностью согласны с Д. Морганом. В то же время не следует видеть в ней и абстрактный «правопорядок», поскольку большинство упоминаний Ясы представляют собой отсылки к конкретным нормативным предписаниям законодательства Чингис-хана и его потомков. По нашему мнению, Яса может пониматься в двух смыслах: в узком смысле — это совокупность законодательных актов (законов и подзаконных актов) Чингис-хана и его преемников, в широком же смысле — это именно законность и правопорядок, поддерживаемый в тюрко-монгольских государствах путём неукоснительного соблюдения упомянутых нормативных правил.
Говоря о Ясе в первом (узком) смысле, мы подразумеваем правовые акты и ими регулируемые правоотношения в Монгольской империи и государствах — её преемниках. Некоторые из этих актов именовались ясами, причём издавались они не только Чингис-ханом, но и его преемниками (тут мы согласны с И. де Рахевилцем[148]). На основе вышеприведённого анализа можно уверенно утверждать, что все эти акты относились к сфере публичного права, поскольку регламентировали статус различных органов власти, административно-территориальное деление, организацию военного дела, налоги и др. Отнесение к Ясе норм, касающихся частноправовой сферы (гражданские, торговые, семейные и пр. правоотношения), каковое допускают, в частности, Г. В. Вернадский и Н. Ням-Осор, представляется некорректным, поскольку эти отношения регулировались чаще всего обычным правом стран и народов, вошедших в состав Монгольской империи и её наследников.
Если же обратиться к пониманию Ясы во втором (широком) смысле, то вновь следует вспомнить другую тюрко-монгольскую правовую категорию — торе. Как мы уже отмечали, отсутствие достаточного количества источников не позволяет реконструировать конкретное содержание норм и принципов торе, но большинство исследователей согласны, что оно представляло собой набор нормативных правил, установленных Небом (Тенгри) для обеспечения мировой гармонии справедливости среди кочевых народов. В этом отношении торе близко к древнеегипетской категории «маат» или индуистской «дхарме». Соответственно, Яса, понимаемая в широком смысле как правопорядок, в какой-то мере сближается с торе с той только разницей, что её принципы устанавливались не Небом, а Чингис-ханом и другими ханами, его преемниками. Некоторые авторы полагают, что Яса стала «заменителем» торе, однако эти правовые категории в ряде источников упоминаются одновременно, в связке друг с другом — причём не только в исторических сочинениях (авторы которых не всегда чётко могли понимать юридические категории), но и в официальных правовых актах, в частности, в ханских ярлыках о назначении на административную должность[149].
Однако мы пока так и не нашли ответа на вопрос: если Великая Яса не являлась кодификацией «чингизова права», почему же в источниках она нередко фигурирует как свод законов или «книга»? А ведь такое представление о ней отражено уже в источниках XIII в.: как в свидетельствах современников, так и в официальных актах — ханских ярлыках.
На наш взгляд, Д. Айалон и Д. Морган подошли к ответу на этот вопрос достаточно близко, но тем не менее не решили его. Прежде всего, постараемся понять, кто были авторы сведений о Великой Ясе. Это арабы, персы, армяне, византийцы, китайцы, русские, западные европейцы (итальянцы, французы и др.), иными словами — представители «письменной» правовой культуры. С древнейших времён эти народы и созданные ими государства имели традицию кодификации правовых норм — начиная от «варварских правд» до кодекса Юстиниана, судебника Смбата Спарапета, записей французских кутюмов, трудов по исламскому праву (фикх) и т. д. Несомненно, в их глазах такая великая держава, как Монгольская империя, просто-напросто не могла существовать и управляться без соответствующего кодифицированного законодательства. Более того, образ основателя империи всегда связывался с разработкой правовой кодификации («Салическая правда» франкского короля Хлодвига, Свод законов Юстиниана Великого, кодексы императора французов Наполеона Бонапарта и т. д.). Как уже говорилось выше, уже в первых европейских свидетельствах о монголах — в записках Иоанна де Плано Карпини и Бенедикта Поляка — Чингис-хан также позиционировался как создатель права. Полагаем, что отдельные правовые предписания, действовавшие в Монгольской империи для обеспечения «законности и правопорядка» (т. е. Ясы в широком смысле), могли быть ошибочно истолкованы европейскими современниками как единая кодификация. Отсутствие чётких представлений о структуре и в большинстве случаев даже о содержании норм Великой Ясы, они склонны были объяснять «секретностью» этих нормативных правил, что лишь укрепляло миф о Ясе. Уже Д. Морган с иронией писал о «недоступности» Ясы для её адресатов — подданных Монгольской империи, обязанных соблюдать её предписания
