Чикаго - [97]

Затем последовали приветственные речи посла, консула и, наконец, президента Союза египетских учащихся Ахмеда Дананы. Голос его звенел:

— Мы обещаем Вам, господин президент, что будем любить отечество так, как Вы нас учите. Мы последуем Вашему примеру и будем работать, как Вы, не щадя себя, так же достойно и честно, как Вы. Да хранит Вас Бог. Вы сокровище, Вы мощь Египта!

Снова были аплодисменты и выкрики. Посол предоставлял слово строго согласно утвержденной программе. Все выступления были заранее подготовлены и тщательно выверены, и суть всех сводилась к восхвалению президента. Даже вопросы были скорее риторическими и задавались лишь с целью сделать президенту комплимент. Например, кто-то спрашивал: «Как вы помогли египтянам справиться с вызовами современности?» или: «Как вы используете свой военный опыт на благо страны?» Отвечая на вопросы, президент повторял те же слова, которые из номера в номер печатали в газетах. Когда он шутил, все смеялись, и Данана больше всех. Он специально начинал позже, чтобы обратить на себя внимание президента. В конце посол торжественно заявил:

— А сейчас слово предоставляется доктору Мухаммеду Салаху, профессору медицинского факультета Иллинойского университета. Прошу!

От второго ряда, где сидел доктор Салах, до трибуны, с которой он должен был произносить свою речь, было не более десяти шагов. Но они поделили его жизнь на «до» и «после». На уже прожитые шестьдесят лет и ту жизнь, которую он создавал в настоящий момент. Сейчас он исполнит то, что планировали сделать Карам Дос и Наги Абдель Самад. Служба безопасности попросила его выступить с речью, и он предъявил им лист, на котором было набросано несколько строк, восхваляющих президента. Текст утвердили, но в другом кармане Салах пронес текст заявления, которое он прочитает от имени египетских граждан. Входя в зал, больше всего он боялся, что его обыщут и найдут документ. Тогда все пропало. Однако его солидная внешность убедила офицеров, и они не применили к нему дополнительных процедур.

Доктор Салах поднялся и медленно направился к трибуне, опустив голову и ни на кого не смотря. Прежде чем нанести решительный удар, он должен был удостовериться, что объективы камер наведены на него. Он зачитает заявление сильным голосом, четко и быстро, чтобы успеть как можно больше сказать, пока его не остановят. Наивно думать, что ему позволят дочитать до конца. В первые минуты он вызовет шок, но скоро они придут в себя и зашевелятся.

Что они сделают? Исключено, что в него будут стрелять. Его арестуют и изобьют или заткнут ему рот, не дав договорить. Но все это только испортит их репутацию. Осталось два шага. Он слышал в зале приглушенный шум. Если сейчас поднять голову, то можно увидеть президента лицом к лицу. Решающий момент. Из зала он выйдет другим человеком. Ему нечего бояться, кроме того, что они не дадут выступить до конца. И ему все равно, что будет с ним после. Где же был этот дух все время? Если бы он был таким тридцать лет назад, жизнь сложилась бы по-другому. Тогда Зейнаб не сказала бы ему: «Мне жаль, что ты оказался трусом!»

Последний шаг. Сейчас он встанет перед президентом республики и зачитает заявление, в котором утверждается право египтян на демократию и свободу. Он сделает это на глазах у всего мира. Камеры будут показывать его во всех странах. Когда Наги предложил сделать это, Салаху показалось, что сама судьба посылает избавление от всех страданий, и того удивило быстрое согласие. Вчера Салах сказал Зейнаб по телефону:

— Я докажу тебе, что я не трус!

— Как? — спросила она у него.

Он засмеялся и ответил с гордостью:

— Завтра ты узнаешь. Весь мир узнает.

Салах поднялся на трибуну и приблизился к микрофону. «Я не трус, Зейнаб, ты сама увидишь. Я никогда им не был. Я уехал из Египта, потому что в этой стране все двери передо мной были закрыты. Я не сбежал. Сейчас я покажу тебе, что такое храбрость! Я скажу правду в глаза тирану — а это считается высшим проявлением джихада».

Сейчас он перестанет жить обычной жизнью, он избавится от нее, как от старого изношенного плаща. Потомки запомнят его героем, он войдет в историю как человек, который смог противостоять несправедливому правителю.

Салах подтянулся, поправил пальцем очки, потом нервным движением вынул из кармана рубашки несколько сложенных листов, развернул их и начал читать. Его голос дрожал и хрипел:

— Заявление египтян, проживающих в Чикаго…

Вдруг он остановился, взглянул на президента, сидящего на возвышении, и увидел на его лице доброжелательную улыбку. Зависла тишина. Салах засомневался и начал вытирать платком пот, обильно потекший со лба. То, что он неожиданно прервал свою речь, вызвало в зале перешептывание, которое становилось все громче. Он открыл рот, чтобы продолжить, но неожиданно изменился в лице и взглянул наверх, как будто пытаясь что-то вспомнить. Он быстро положил листы обратно в карман пиджака и из другого кармана вынул бумагу небольшого размера, развернул ее перед собой и дрожащим от волнения голосом произнес:

— От себя лично и от лица всех египтян Чикаго… Мы приветствуем господина президента и от всего сердца благодарим его за проведенные им исторические реформы… Мы обещаем следовать вашему курсу… будем любить свою страну, как вы учите нас любить ее, не жалея себя. Да здравствует Египет! Да здравствует президент Египта!