Чикаго - [84]

— Какая странная история!

— Почему странная? Твой враг — враг твоей веры. В Священном Коране сказано: «Иудеи и христиане не будут довольны тобой, пока ты не станешь придерживаться их религии».

— Но раньше ты говорил мне, что доктор Бейкер хорошо относится к египтянам!

— Я думал так, пока мне не открылась страшная правда. Ты же знаешь, какой я добрый и как легко меня обмануть.

— Может, это просто недоразумение?

— Я же говорю: он выгонит меня с кафедры. А ты говоришь «недоразумение»! — рассердился Данана.

Марва замолчала, потом спросила:

— Что же делать?

— Не знаю.

— Почему бы тебе не пойти на комиссию и не рассказать им правду?

— Думаешь, американцы, с которыми работает Бейкер, поверят мне, а не ему?

Он опустил голову и жалобно продолжал:

— Я страдаю несправедливо. Но Аллах велик. Он послал мне Сафвата Шакира, чтобы тот помог мне.

Марва поняла: разговор зашел в такое русло, что дальнейшее его развитие предугадать невозможно, и предпочла промолчать. Данана продолжал, будто обращаясь к самому себе:

— Сафват обещал уладить дело с отделом стажировок и дать направление в другой университет.

— Ну, слава Богу!

— Видела ли ты в своей жизни человека добрее и благороднее, чем он?

— Видела…

— Скажи мне, ради Бога, как я могу после этого отказать ему в просьбе?

Марва молча смотрела на него.

— Отвечай мне!

— Чего ты хочешь?

— Я хочу только добра, Марва. Мы — семья. Мы делим радости и горести. Сейчас я переживаю горе. А Сафват-бей — мой благодетель.

— А я тут при чем?

— Сафват-бей хочет, чтобы ты у него работала.

— Я?!

— Да. Секретаршей у него в офисе.

— Но я никогда не работала секретаршей!

— Это дело несложное. Ты умная, быстро всему научишься. Сафват-бей, если только захочет, может набрать целый штат американских секретарш, но здесь есть другие соображения.

— Не понимаю!

— Тот, кто с ним работает, имеет доступ к секретным документам. Американская и израильская разведки пытаются завербовать всех секретарш посольства, чтобы выведать секреты нашей страны. Твоя работа у Сафват-бея будет малой платой за его услугу нам. Это будет патриотический поступок.

Марва снова промолчала. Свалившиеся новости совсем выбили ее из колеи и спутали мысли.

— Ну что? — поспешил спросить Данана и уставился на нее, как игрок в нарды на брошенные кости. Он был готов к любому ее ответу. Она все равно будет работать у Сафвата Шакира. Он будет настаивать, просить, скандалить с ней, попросит ее отца вмешаться, если дело до этого дойдет. Данана сидел напротив нее, готовый ко всему. Шли секунды. Она подняла голову и спокойно сказала, загадочно улыбаясь:

— Я согласна.

31

Как зима переходит в весну?

Сначала тает лед, затем медленно оживают сухие ветки и начинают распускаться цветы. Именно так изменилась жизнь Кэрол с начала работы в рекламе. Прекратились тщетные поиски работы, она погасила все долги перед Эмили, купила новую одежду сыну и осуществила свою мечту — приобрела абонемент в ближайший к дому боулинг-клуб. Грэхему она подарила три элегантных летних костюма и настояла на том, чтобы он опять начал курить любимый голландский табак (он не мог скрыть радости). Затем, чтобы передвигаться по городу, она купила старый «бьюик», полностью перекрасила дом и посадила в саду деревья.

Утром они с Грэхемом завтракали на балконе. На ней было роскошное белое кимоно из хлопка, купленное в магазине «Tigoro». Он сидел рядом, пил кофе, курил трубку и читал статью в «Чикаго трибьюн».

— Джон, как ты думаешь, — спросила она, — наш дом стал стоить дороже после ремонта? Если мы выставим его на продажу, сможем прилично заработать. Я могу добавить к этому свои сбережения, и мы купим другой.

Грэхем, казалось, растерялся. Он начал дергать себя за бороду, а затем медленно произнес:

— Хорошая идея, но я привязан к этому дому, Кэрол. Я прожил в нем двадцать лет. Каждый квадратный метр здесь хранит воспоминания о моей жизни.

— Мы переедем в дом больше и красивее.

— Может, мои романтические чувства и глупы, но я не представляю своей жизни в другом месте!

На ее лице появилось разочарование.

— А вообще-то я подумаю об этом, — прошептал он, взяв ее за руку.

— Не нужно делать того, чего не хочешь.

— Ради твоего счастья я пойду на все.

Она посмотрела на него и, не сдержав своих чувств, потянулась к нему, обняла и поцеловала. В этот момент он любил ее как никогда.

В конце концов она перестала беспокоиться по поводу новой работы. На первых съемках, когда она сняла одежду перед Фернандо и почувствовала, как его холодная рука касается ее тела, она испытывала унижение, кружилась голова, и казалось, что она вот-вот потеряет сознание. Но с каждым разом отчуждение проходило, и она стала осваиваться.

«Фернандо — гей, — говорила она себе. — Женское тело его не привлекает, скорее даже наоборот. Не стоит его стесняться. Ведь для нас обоих это работа. Разве мне будет стыдно, если он будет снимать мою руку или ногу? А что меняется, когда он снимает мою грудь? Такая же часть тела. Мне стыдно, потому что еще живы старые представления о том, что женщина — чья-то собственность и ее нельзя трогать без разрешения отца или мужа. Что за предрассудки? Мне нечего стесняться. Я актриса. Я просто выражаю себя перед камерой посредством тела. Что здесь плохого? И потом, разве у меня был выбор? Я не могла отказаться от этой работы. Не могла больше приносить Грэхему одни несчастья. Он полюбил меня и моего сына и терпел ради нас все наши бесконечные беды. Я не могла дать ему счастья. Человек может терпеть бедность, пока он молод, но после шестидесяти это становится трагедией. А в чем виноват Марк? Родной отец отказывается его содержать. Я должна обеспечить ему достойное существование. Не могу забыть его радости, когда он получил новую одежду и когда бил шаром по кеглям в боулинге. Если бы мне пришлось выбирать еще раз, я без колебаний согласилась бы на это предложение ради Марка и Грэхема, которых я люблю больше всех на свете».