Чей мальчишка? - [68]

Шрифт
Интервал

За поворотом Санька спрыгнул с седла, поймал навьюченных лошадей и повел их в густой еловый перелесок, накрытый войлоком тумана…

2

В сумерках на реке ералашил ветер, поднимал гребнистые волны. Они выбегали на отмели, били мокрыми лапами по звонкой гальке, бросая клочья пены под нога разведчику, который ощупывал дно реки шестом.

— Галька… Скрипит… — сообщал он товарищам, спрятавшимся на берегу в кустах. — Следы колес на песке…

Андрюшин сунул шест в кусты лозняка. Теперь ему понятно, почему возле самой реки у немцев окопы. Для охраны брода…

Они заторопились в отряд, который стоял биваком неподалеку от реки в старой роще, что приютила у себя под крылом деревню Загатье. Девять дней отряд Максима Максимыча отбивался от «Мертвой головы», маневрируя по лесам между Ольсой и Друтью. Немцы навязывали отряду лобовые бои, надеясь на свою многочисленность и боевую технику. Максим Максимыч решил обхитрить их. Увел отряд из междуречья за Березину…

Но эсэсовцы, видно, догадались. Они оставили укрепленные заслоны на реке, а основными силами обложили отряд. Сначала это была широкая подкова. Партизаны и внутри ее могли нападать и увертываться от ударов. Но потом каратели стали сжимать подкову, подталкивая отряд к Березине — к своим укрепленным заслонам. Так отряд Максима Максимыча попал в западню. Маневрировать негде. Роща в три-четыре квадратных километра да деревня Загатье.

На проселках и большаках вокруг Загатья весь вечер ревели моторы, скрежетало железо, лязгали гусеницы. Немцы подтягивали артиллерию и танки, чтобы утром начать разгром отряда…

…Андрюшин, шедший впереди своих товарищей, вдруг приник к земле и пополз по кустам к реке. Кто-то барахтался и плескался в воде. Из воды вылезла лошадь. Потом вторая… На ней сидит человек. На третьей тоже… Спрыгнули. Выжимают одежду. Андрюшин выскочил из ольшаника и направил автомат на молчаливые фигуры. Перед ним стояли мальчик и девушка…

Максим Максимыч и Шульга сидели на поваленном дереве, о чем-то тихо беседовали. На коленях у комиссара лежала развернутая карта-трехверстка, на нее падали отблески замаскированного в яме под выворотнем костра.

— Ну, Андрюшин, докладывай! — потребовал Максим Максимыч и поднялся с выворотня.

Лицо его, как всегда, моложавое, спокойное, чисто выбрито.

— Что еще? — продолжал допытываться Максим Максимыч, когда Андрюшин смолк.

— Племяш Кастусев, Санька… Патроны привез. А с ним — Ядя Левшук. В лесу за рекой встретились. С донесением она из Ольховки… — Он взмахом руки позвал Саньку и Ядю к костру.

Расталкивая разведчиков, к огню шагнул запыхавшийся партизан. Вода с одежды стекала струями. Он, видно, тоже переплывал реку.

— Посыльный из штаба бригады? — обрадовался Максим Максимыч.

Тот вытащил откуда-то из-за пазухи пакет, вручил его командиру отряда.

— Завтра к ночи егоровцы придут на выручку, — сообщил Максим Максимыч, пробежав глазами листок.

— Не успеют. Нам одну только ночь дала «Мертвая голова». — Шульга спрятал в полевую сумку карту и, поднявшись с выворотня, добавил: — Будем прорываться…

— Да, одну только ночь… — жестко повторил Максим Максимыч и шагнул в темноту. А через минуту уже кому-то приказывал: — Срочно отправляй людей на реку с топорами, с досками… Левее Сосновки брод. Прикажи, чтоб громче стучали! Пускай немцы думают, что мы сооружаем переправу…

Шульга отвел Саньку от костра, выслушал сбивчивый рассказ, крякнул, будто ему на плечи вскинули осьминный чувал зерна.

— Ступай к раненым в обоз. Потом найду тебя. Ты мне нужен… Осокина, говоришь, схватили? Жаль парня… Может, уйдет. Смелый партизан, находчивый…

— Строиться! Строиться! — звучали в лесу приглушенные голоса.

Партизанский бивак сразу ожил. Чавкала грязь под ногами. Хлюпала вода. Люди выскакивали из мокрой лохматой темноты, сбегались к костру.

Шульга окинул взором пестрый строй партизан, обтрепавшихся за время блокады и одевшихся в самые неожиданно-разноцветные одежды: в серые домотканые пиджаки, в голубые эсэсовские френчи, в желтые шинели полицаев.

В лесу протяжно хлопали мелкокалиберные снаряды, будто кто кидал сверху гулкие листы жести. Это бронемашины обстреливали с большака партизанскую стоянку. Но вот они угомонились, и в тишине вдруг прозвучали слова Шульги, которые всколыхнули весь отряд:

— Коммунисты, три шага вперед!

Правофланговый — рослый, плечистый парень с выпуклой грудью — сделал три шага и, щелкнув стоптанными каблуками, повернулся к строю. Потом вышел его сосед — пожилой, усатый. К ним шагнули еще семь коммунистов. Выходили из других взводов…

Движение прекратилось. Лицом к лицу стояли теперь две шеренги. Одна короткая — всего лишь сорок один человек. Вторая — длинная, несколько сот бойцов. Шульга встал между шеренгами и хотел что-то сказать, но тут прозвучал в полутьме чей-то простуженный голос:

— Считайте и меня коммунистом!

Из общего строя вышел Андрюшин и встал в шеренгу коммунистов.

— Считайте и меня! — К коммунистам примкнул второй разведчик.

— Меня тоже… — прозвучал певучий девичий голос.

Обшарил Санька полумрак глазами — Ядя… В руке немецкий автомат. Видно, разведчики дали ей трофейное оружие.


Рекомендуем почитать
Вестники Судного дня

Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


Великая Отечественная война глазами ребенка

Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.


Из боя в бой

Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.


Катынь. Post mortem

Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.