Чей мальчишка? - [66]
В обезлюдевшем лагере поселилась робкая тишина. Оставшиеся люди угрюмо молчали. Приходили с аэродрома дежурившие там хозвзводовцы, о чем-то тихо разговаривали с Евсеичем и с Зиной. Потом, набрав в фляги воды, исчезали.
По лагерю прополз тревожный слух: отряд Максима Максимыча зажали в клещи два эсэсовских полка. Где-то на Ольсе…
Над лесом неожиданно повисла «рама» 12. Сначала она, замедляя ход, парила в синем мареве над болотом. Потом начала ходить широкими кругами, забирая все дальше влево — туда, где в непролазных уремах разнолесья затерялась Друть.
«Нас ищет, стервятник! — зло подумал Осокин. — На, выкуси… Найди иголку в стогу сена…»
Однако сердцу не было покоя. Ему, Осокину, Шульга вверил судьбу всех раненых. Тут уж гляди в оба. Никакой оплошки… Эти тревожные мысли и погнали Осокина с аэродрома в лагерь. Там чуть не целый день Евсеич подбадривал огонь: варил раненым еду. Не дымит ли его курево?
Но напрасно всполошился Осокин. Евсеич еще утром соорудил над костром широкий навес, чтобы рассеивать дым. Заготовил сухих, бездымных дров.
От имени Шульги Осокин продиктовал Зине радиограмму на Большую Землю и опять ушел на аэродром. Томило ожидание. Скорей бы прилетели за ранеными…
Во второй половине дня, когда Осокин проверял посты вокруг поляны, к нему прибежала запыхавшаяся Зина.
— Вылетают! Нынче ночью… — выдохнула она долгожданные слова, показывая Осокину радиограмму. — Только что получила…
Наконец-то семнадцатого мая на второй запрос Большая Земля обрадовала: прилетят два самолета.
Под вечер лагерь ожил. Суетились возле санчасти ходячие раненые, сновали у шалашей с самодельными носилками хозвзводовцы. Всех раненых два самолета не могли забрать, и Осокин приказал медсестре переправлять на аэродром в первую очередь тех, кому нужна срочная операция. Таких оказалось тоже немало.
Смеркалось, когда последние носилки вынесли из лагеря в ольшаник, где на трясинистых зыбунах лежали шаткие кладки. Туда же заспешили партизаны, свободные от дежурства по лагерю. Даже некоторые ходячие больные тайком от медсестры шмыгнули вслед за носилками. Всем хотелось посмотреть на самолеты, которые прилетят с Большой Земли в ату болотную глушь.
Санька втихомолку от Евсеича тоже подался к посадочной площадке. Он юркнул с тропы и заторопился напрямик: боялся опоздать. Возле самого болота раздвинул кусты и присел от неожиданности: Рыжий!.. «Музыкант» топтался под суковатой ветлой, силился что-то закинуть на верхний сук. Потом легко и проворно вскарабкался на дерево. Приладил на вершине сверкнувший в зеленом свете луны металлический штырь и быстро спустился на землю. Полез рукой в широкое дупло, вытащил оттуда какой-то черный ящичек, присел на корточки. Голова покачивается, локти двигаются — орудует руками… Около Рыжего, в траве, что-то пощелкивает, будто козодой на лугу. Точь-в-точь так, по-птичьи, перещелкивались те аппараты у «баянистов» в классе.
Ишь, где таился! Гад… Совсем недалеко от лагеря. С версту — не больше. А может, он только сейчас пришел сюда? Эх, нет у Саньки нагана. Задержал бы Рыжего. А без оружия к нему не сунешься. Вернуться в лагерь? Там есть часовые. Позвать их… Но за это время Рыжий опять исчезнет. Нет уж! Теперь Санька не потеряет его из виду. Будет ходить втихомолку по пятам. Кто-нибудь из партизан поможет…
Невидимый козодой смолк, и Рыжий поднялся во весь рост. Спрятал ящичек опять в черную дыру.
Озирается. Шагнул за ветлу и — пропал. Ползет шорох издалека слева.
Выскочил Санька на кочкарник. Черный силуэт маячит на болоте. Широкими прыжками сигает. Напрямик…. Чавкает болотная хлябь под ногами.
Санька бежит вслед за Рыжим, падает на зыбунах и тут же вскакивает на ноги.
Вот и аэродром рядом. Рукой подать. Рыжий остановился. Потом, приседая, пошел по кустам вдоль поляны. На опушке под растопыренной лещиной затаился.
Смотрит Санька из-за куста на поляну, а там уже горят посадочные знаки. На другом конце поляны, у самого крайнего костра, суетятся партизаны. Оттуда наплывает гомон. Видно, туда раненых снесли. Крикнуть? Не услышат. И Рыжего спугнешь. Убежит…
А вверху нарастал гул. Вон он, самолет — над поляной. Не прошло и минуты, как он с ревом пронесся над кострами. Рокот моторов замер за лесом и снова возник, но уже на другом конце поляны. Самолет с выключенными моторами идет на посадку. Два глазастых прожектора осветили всю поляну. А вон второй опускается… Оглашая поляну ревом, оба самолета подруливают к крайнему костру. При свете костров мелькает коренастая фигура Осокина. Он машет рукой и что-то выкрикивает. Возле самолетов замельтешили люди. Вытаскивают из люков какие-то тюки, ящики. Боеприпасы, видно. Появились с носилками. Грузят раненых…
Санька подползает к лещине — все ближе, ближе… Вон он, Рыжий, сопит под лещиной — никак не может отдышаться. Что он замышляет? Может, хочет кинуть гранату в самолет?..
И вдруг партизаны кинулись к кострам. Тушат их. Самолеты разворачиваются. На поляне сутемь. Дымят раскиданные головешки. Санька никак не может понять, что случилось на аэродроме. Во все глаза следит за Рыжим. Тот по-прежнему сидит под лещиной. Не высовывается.
