Четырнадцатый апостол - [13]

По зелёной траве не рассыпят град,

Твоя грудь не станет мишенью чужих наград.

Ты не будешь идти, куда скажут все.

Твои руки не будут по локоть в крови или в росе

Той войны, на которую призван я.

На которой погибли мои враги и мои друзья.

Где трассирующие указывают путь.

Где со смертью не стоит играть и не стоит тянуть.

Где под выверенный пулемётный ритм

Разлетаются в клочья отрывки фальшивых рифм.

Не хочу, чтоб к штыку приравняли перо.

Это слишком надуманно, лживо, пафосно и старо.

Нужно верить и молча идти в бой,

Умирать, подниматься, падать, но нести с собой

Новоросское знамя, выпрямившее хребет.

Страшный суд над теми, кто отнял у нас рассвет!

«Может быть, если б я пил коньяк с пяти лет…»

Может быть, если б я пил коньяк с пяти лет,

То был бы гений, как и Тулуз-Лотрек.

Я не верил бы снам, никогда не встречал рассвет

И бродяжил пешком по высохшим устьям рек.

Я листал бы холсты, как листают страницы книги.

И в мгновение ока, под кистью моей дыша,

Оживал чей-то прах на ладонях чужой интриги,

И в остывшее небо бросалась моя душа.

Я писал о любви, а в то время горели степи,

Даже детские слёзы не в силах унять пожар,

Когда всё полыхает, но в сказочных благолепиях

Никогда не удержишь отпущенный свыше дар.

Может, Бог ожидает от нас только скорби и боли?

Может, ангелы встали на линии стыка полков?

Может, каждому русскому чуждо понятие воли,

Может, в нашей крови предвкушенье кнута и оков?!

Я не верю себе. Как и всем откровениям свыше.

Чёрно-белому злу так легко притвориться добром.

Кони Клодта срываются с театральной крыши,

В мостовую врезаясь отточенным топором!

Если я не умру ни в кафе, ни в своей же постели,

То потребую жёстко и чётко, меж да и нет –

Чтобы детские души уже никогда не летели

На прекрасный и высший,

                    ниспосланный Господом

                                                свет…

«Если я бог, то бог жареного миндаля…»

Если я бог, то бог жареного миндаля.

Если же нет, то, скорее всего, тля.

Потому что лишь эти две ипостаси

Возвышают сердце и его же гасят.

Но если ты кто-то и хоть в чем-то бог,

Ты не топчешь обочин чужих дорог,

И всегда выбираешь свою колею,

Веру, родину, исповедь, но свою!

Войну, принимающую твоё лицо.

Женщину, ту, что носит твоё кольцо.

Галерею только твоих картин.

Краски, кисти и мастихин,

Порхающий, словно разбойничий нож,

Срывая с холста одну из кож,

Ошибок и масок, фальшивых мазков,

На слепом вдохновении, без мозгов,

Открывая божественно новый век!

Так смывают утренний сон с век,

Так из раны течёт берёзовый сок,

Если рубишь сплеча и наискосок –

Все свои страхи из прошлых лет,

Все свои горести, весь свой бред!

Потому что прошлому – веры нет,

И никто не наступит на мой след,

И, куда я решу, повернёт земля,

Под ногой бога жареного миндаля…

Тигр [1]

Тигр, тигр, дикий страх…

Жуткий сон в чужих кострах,

Где оранжевый и чёрный

Подпирают тенью прах.

Кто познал твою печаль?

Кто послал в слепую даль?

Кто скрутил в комок все нервы,

Разукрасив глаз эмаль?

Чьею волей был твой взмах,

Кто расставил сеть в кустах?

Цепи чёрное железо

В чьих расплавилось руках?

В час чарующий, когда

С неба рушилась звезда

И в твоих очах пылали

Всей вселенной невода.

Он, любя своих детей,

Без упрёков и затей,

Глянул на тебя и сердцем

Принял боль твоих когтей?!

«Если волк молодой за моею спиной…»

Если волк молодой за моею спиной

Скалит белые зубы на рог золотой

Уходящего месяца сонной души,

Где над водною гладью, в безликой глуши,

Божий дух рассекает воздушную плоть,

Где ещё не озвучено слово «Господь»…

Где, щербатою бритвой скользя к кадыку,

Я пытаюсь найти оправданье клинку,

На котором какой-то там мастер, бог весть,

Вывел на голоменях покорность и месть…

Здесь и снам не позволено быть ни о чём.

А тем более строчке! И чёрным ручьём

Кабардинский табун понесётся с пера,

Словно звуки зурны на отрогах Днепра,

Где, зубами зажав амузгинскую сталь,

Соскребали с остывшего сердца эмаль,

Этой краской багровой читалась с седла

Память всех моих предков. Лесная смола,

Затвердев янтарём в потускневшем кольце,

Узнаваньем морщин в зазеркальном лице,

Разольётся рассветом в положенный час,

И волчонок не сводит с меня синих глаз…

«Знаешь, а я сегодня видел тебя во сне…»

Знаешь, а я сегодня видел тебя во сне…

Ты была обнажённой и звонкою словно пламя!

За окнами тихо кружится русский снег,

И закат развёрнут полотнищем, будто знамя.

В поездах, признаться, особой лирики нет.

Но в мелькании, но в отражении, но в перестуке…

Деревья окрашены в белый и чёрный цвет,

Подобно героям в трагедии театра кабуки.

А небо какое… Нездешней палитрой нот

Все оттенки любви швыряет на холст с размаху!

С души облетает весь ворох пустых забот,

И режутся крылья сквозь кожу или рубаху…

Успев окунуться в вагонный дурной шансон,

Ищу твои руки нелепым седым признаньем –

Вот видишь, родная, какой вдохновенный сон

Ты мне подарила и стала моим дыханьем…

«Погасла звёздочка в небе… Кто её погасил?..»

Погасла звёздочка в небе… Кто её погасил?

Ветра дыхание, зависть людская, воля божья…

Я любил тебя и люблю, но хватит ли сил

Пройти одному по чёрному бездорожью…

Под пулями, рвущими плоть шальным касанием,

Под взрывами, когда даже дышать страшно…

Чем ты была – наградой ли, наказанием?

Чем ты останешься, только ли сном вчерашним?