Четыре жизни ивы - [35]

На следующее после приезда утро они собрали сто тридцать студентов у подножия горы, на поляне, где мы обычно проводили свои собрания. Многие из нас явились, обмотав голову полотенцем и с серпом за поясом, совсем как настоящие крестьяне. Я был одним из руководителей и пришёл в ярость из-за того, что делегация скрыла от нас цель своего визита и никто не посоветовался с нами до начала митинга. Я смешался с толпой, чтобы понаблюдать.

Главным у приезжих был молодой человек лет двадцати пяти, среднего роста и очень худой. Из-под военного кепи выбивалась прядь волос. У него были густые брови и выпученные, как у жабы, глаза за толстыми стёклами очков. Тонкие, как у женщины, губы побелели от напряжения. Он забрался на камень, помолчал, дожидаясь всеобщего внимания, потом упёр кулак в бедро и заговорил, чеканя слог:

— Товарищи, солдаты и красные охранники, Революционный комитет города Мэйлинь поручил мне сообщить вам великую новость! Контрреволюционная группа «Красный Восток» окончательно разгромлена доблестной Народной армией!

Толпа зашумела. После ухода солдат прошёл слух, что члены революционной ячейки «Красное Солнце» присоединились к армии. Члены «Красного Востока» забаррикадировались в университете и продержались двадцать дней, а когда боеприпасы и еда закончились, отравились мышьяком, так что солдатам достались только трупы. Организация «Красное Солнце» утвердила свою власть.

— Головка контрреволюционной группы уничтожена, — продолжил оратор. — Но сочувствующие «Красному Востоку» скрываются среди студентов, отправленных в деревню на перевоспитание. Они пытаются обмануть нашу бдительность и подорвать дух и силу революционного движения.

Он вскинул руку вверх и воскликнул: «Да здравствует Культурная Революция!», «Да здравствует Председатель Мао Цзэдун!», «Да здравствует маоистское учение!». Сотни голосов подхватили эти лозунги, но без особого энтузиазма. Десять месяцев перевоспитания, работы на полях и борьбы за каждую рисинку лишили нас сил, а усталость, как известно, худший враг энтузиазма.

Другие члены делегации стояли у подножия скалы. Молодые, чисто выбритые, в военных френчах, подпоясанных ремнями, вооружённые пистолетами, они были олицетворением той надменной дерзости, которую я и сам проявлял, рыская по Пекину в поисках ревизионистов. Мы были одеты в лохмотья, наши спины согнулись от тяжёлой работы, лица обветрились, руки загрубели, а взгляд не выражал ничего, кроме безразличия. Они были господами, мы — их рабами.

Уполномоченный занервничал. Ему показалось, что митинг идёт слишком вяло, и он предложил немедленно начать чистку. Я ничего не мог поделать и с бессильным отчаянием наблюдал, как солнце подбирается к зениту. Рис, тяжёлый как женщина на сносях, ждал нас на горе.

Я повысил голос, чтобы меня услышали стоявшие на скале делегаты:

— Нельзя ли перенести всё на вечер? Нас ждёт урожай. В это время года каждая минута на счету.

Студенты поддержали моё предложение, толпа начала расходиться. Очкарик смерил меня неприязненным взглядом.

— Собрание закрыто, — раздражённым тоном объявил он. — Встретимся сегодня вечером, ровно в восемь, в столовой.

Делегация устроила свой штаб в одном из крестьянских домов. Каждого из ста тридцати первопроходцев по очереди вызывали на беседу. Столь тщательная, даже придирчивая проверка мешала нашей работе. Рисовое поле стало местом, где мы обменивались новостями и информацией. Ходили слухи, что члены комиссии — бывшие гвардейцы «Красного Солнца» и что они всех люто ненавидят и всего боятся.

Меня допрашивали первым, и я постарался отвечать максимально честно. Наш отряд состоял в основном из пекинских студентов. После приезда в Мэйлинь военные перегруппировали нас в Народном театре и отправили к подножию горы. Из-за трудностей с транспортом мы были практически отрезаны от внешнего мира. Как бы мы смогли в этих условиях войти в контакт с «Красным Востоком» и вмешаться в разделившее город противостояние? Дознаватели не настаивали. Их вожак, так и не снявший тёмные очки, внимательно наблюдал за происходящим, курил, не выпуская сигареты изо рта, но не вмешивался. Он проводил меня взглядом до двери и весьма холодно ответил на прощальное приветствие.

Я постарался успокоить товарищей, сказал, что считаю допрос формальностью и что делегация скоро переедет в другую деревню. Но пессимисты возражали, что они обязательно захотят найти козла отпущения.

Толстяка Чжана, чьи родители жили в Мэйлине, вызвали в штаб ещё раз. Вернулся он оттуда совершенно переменившимся и не пожелал объяснить, что случилось. Мы с ним делили одну хижину, я знал, что он трусоват, но честен, и готов был защитить его, но вышло иначе. Несколько дней спустя меня арестовали прямо на поле.

Они надели на меня наручники и увели в деревню. Их лидер сидел за столом, по привычке зажав в углу рта сигарету.

Я опустился на стул и спокойно спросил о причине моего задержания. Он улыбнулся и достал тетрадь. Я едва сдержался — это был мой дневник.

Начался допрос. Меня обвинили в том, что я был членом «Красного Востока» и участвовал в заговоре с целью свержения власти Коммунистической партии и Председателя Мао. В качества доказательства был предъявлен мой дневник, где я описал встречу с юным членом «Красного Востока», и значок лицея «Красная звезда».