Четыре путешествия на машине времени (Научная фантастика и ее предвидения) - [67]

Реалистическая проза могла опираться на документальные кадры о бомбардировках Хиросимы и Нагасаки. Но документы были немногочисленны; кроме того, требовалось показать не просто одиночный испепеленный город, а уничтоженный, спаленный под корень мир. Города отстраивались и на пепелищах, и даже водружались монументы в память о погибших. Человеческую цивилизацию заново не отстроишь — читалось в книгах фантастов. И служить панихиду по человечеству будет некому.

Чтобы подчеркнуть, глубоко вонзить в сознание сотен миллионов эту необратимость, окончательность выбора, на помощь литературе пришло могущественное кино. В фильме режиссера Стэнли Крамера "На берегу", экранизации романа австралийского писателя Невила Шюта (1957), потрясает финальная сцена. Ветер бродит по пустынной площадке, перебирает рассыпанные клочки бумаги — листовки, призывающие обреченных на мучительную смерть (радиоактивное облако достигло берегов Австралийского континента) к добровольному уходу из жизни. Да полощет огромный транспарант с надписью: "Еще не поздно, брат!" Жуткая надпись — ведь людей уже нет.

Это не материя бьется на ветру — трепещет совесть художника. Что еще изобразить, раз даже такие призывы не доходят до сознания? Разве что участь тех, кому посчастливилось выжить…

Посчастливилось?! В 1949 году Олдос Хаксли написал свою трагикомедию "Обезьяна и сущность". Выжившие (на этот раз в Новой Зеландии) представители цивилизации снаряжают экспедицию на подводной лодке к берегам Америки — и что там находят? Одичавших каннибалов, исповедующих вполне подходящую к случаю новомодную "религию смерти"… Читая такое, право же не испытываешь облегчения за выживших: для погибших, по крайней мере, все кончилось быстро.

Тема "мир после атомной войны" — это еще один полноводный поток западной фантастики. В нем также всякого хватает и отрезвляющая ледяная струя социального протеста порой соседствует с поднятой со дна литературы мутью. Но протестовал ли автор, предупреждал или же просто смаковал картины распада и гниения — ни в одном произведении человечеству не оставляли шансов. Даже в самых оптимистичных книгах (насколько уместно здесь слово "оптимизм") дальнейшая судьба начинавшего свой новый эволюционный разбег "постатомного" человечества выглядела мрачно.

В пятидесятые годы — это "Куколки" Джона Уиндэма и "Долгое завтра" Ли Брэккет, десятилетие спустя — "Серая Борода" Брайна Олдисса и сатирический роман Филиппа Дика "Доктор Бладмани", явно навеянный знаменитым фильмом Стэнли Кубрика "Доктор Стрейнджлав". И в семидесятых — "Мальвиль" Робера Мерля, кончающийся грустными словами: "Отныне мы можем смотреть в будущее с надеждой. Если только к данным обстоятельствам применимо слово "надежда".

Все это серьезные книги, и написаны они писателями-гуманистами. Но как ни стремятся они поддержать искру надежды в душах читателей, сама логика выбранной ими ситуации говорит иное. Пусть даже часть населения Земли убережется от атомного удара — на планете все равно будет жизнь не в жизнь. Радиоактивные воздух и вода, переставшая плодоносить почва, выродившиеся мутанты… Кто-то приспособится — границы адаптации человеческого организма до конца не известны, — но это будут уже не люди. И даже удушливый мрак средневековья покажется в сравнении с их "сообществом" идиллической Аркадией.

Кроме того, кто может поручиться, что такого атомного опыта окажется достаточно, чтобы все не повторилось вновь?

В 1959 году вышли два романа — самые сильные (хотя и спорные) в "антиатомной" фантастике. "Кантата на смерть Лейбовица" Уолтера Миллера и "Уровень-7" Мордесаи Рошвалда.

В первой книге роль духовного спасителя впавшего в грех самоуничтожения человечества берет на себя… римско-католическая церковь, создавшая на атомном пепелище что-то вроде Ордена хранителей знания. И все же буквально "по винтику" собранная цивилизация оказалась не в силах изгнать разъедающего ей душу беса. Новая война — на этот раз последняя — ставит точку и на чаяниях монахов, и на самом человечестве.

Неизвестно, были ли в том намерения автора, но финал превратил роман в острое антиклерикальное произведение и свел на нет все утопические проекты излечения души человечества, одержимого различными "бесами". "Больная душа человечества" тут ни при чем, бесы — снаружи, они имеют ярко выраженную социальную окраску. Политиканы, финансовые воротилы, военщина, а также используемые ими социально-инфантильные выродки, называющие себя "учеными", разные докторы хоникеры и стрейнджлавы, с испепеляющей яростью выведенные в книге Воннегута и в фильме Кубрика.

Впрочем, все эти безумцы действительно не очень-то отличаются от тех, для которых "есть вещи поважнее мира"!

Безумие. Именно так: не "политика", не "стратегия", но — безумие. Может быть, хлад чисел способен передать всю степень его? В 1990 году в составе стратегического ядерного арсенала США планируется иметь до 12 миллионов килотонн тротилового эквивалента. Другими словами — миллион хиросим… Бомб "хватит" на двести миллиардов человек.

Да полно, в чьем горячечном сознании родились эти цифры численности "потенциального противника"? На Земле за многие десятки тысяч лет — с момента, когда человек ощутил себя человеком, — еще не было столько!