Четыре путешествия на машине времени (Научная фантастика и ее предвидения) - [51]

"Я простил Азимову многое, но не Законы роботехники — ибо они сознательно фальсифицируют картину существующих возможностей. Азимов просто вывернул наизнанку старую парадигму: традиционный злодей обернулся голубым этическим героем". Сказано по-лемовски резко и бескомпромиссно — и, как всегда, точно. Но и претензии Лема к коллегам-фантастам зачастую чрезмерны.

Ибо научная фантастика — конечно же, не только совокупность парадоксальных идей и неожиданных решений. Это подтвердила и судьба двух авторов — Азимова и Лема.

Франкенштейнова печать — как проклятье; стоит раз погрузиться в эту проблему — и из нее уже не выбраться. Вот и создатель Трех Законов не в силах оторваться от любимого детища. Спустя десятилетие после выхода книги "Я, робот" появляется новый сборник, программно названный "Остальное о роботах", а в начале семидесятых годов — еще один, "Человек двухсотлетия", почти полностью посвященный роботам. Вновь и вновь пытается Айзек Азимов распутать им же завязанный тугой узел из этики и кибернетики, и в последнем сборнике идеально логичные роботы окончательно убеждают себя в том, что они и есть самые настоящие люди…

Но поразительно другое — совершенно "противоестественная" привязанность к роботам едва ли не самого резкого их критика, Станислава Лема! Уж для него-то все было кристально ясно давно[31] — однако в своей публицистике Лем с поистине неиссякающим пылом продолжает бичевать убогую, по его мнению, мысль фантастов-роботехников. И это неистовство отрицания рождает вполне естественное подозрение: а сам-то Лем верит в собственный тезис о том, что "ничего скучнее и примитивнее роботов в научной фантастике создано не было"? Впрочем, к этому мы еще вернемся.

Вот ведь как они оказались просты и сложны одновременно, эти отражения человека в зеркале прогресса. Кто бы ни стоял перед тем зеркалом — восторженный энтузиаст или хмурый скептик, — не оторваться ему от отливающих металлом глаз, смотрящих из зеркала совсем по-человечески.

Не только научная или даже общефилософская проблема стояла перед писателями, выпускавшими в мир все новых и новых человекоподобных существ. В мировой литературе появился образ, которого не было ранее и который читатели сразу же приняли и полюбили. Конечно, создание Франкенштейна было во сто крат сложнее и богаче — не жертва и не агрессор, ни друг и не враг, а нечто двойственное и непрограммируемое, как и сам прогресс, вызвавший это создание к жизни. Роботы выглядели не в пример примитивнее: просто новые заменители няньки, слуги, собаки.

И все-таки можно сколько угодно спорить о роботах, а ясно одно: они были нужны, даже желанны. Видно, в этом мире не так много осталось заботливых нянек, исполнительных помощников и верных псов… Фантасты отразили настроения, владевшие читательской аудиторией, — стоит ли ставить это писателям в вину?

Но как "проблемное поле" научной фантастики, позволяющее заглянуть в человеческую душу извне (ведь эти возможности недоступны традиционным формам литературы), роботы потихоньку прискучили. В последние годы все реже встретишь оригинальные истории, зато растет поток пародий, сатирических выпадов и просто беззлобных юморесок. Все это, увы, свидетельствует об одном: жила вырабатывается…

Сцена опять темнеет, близится конец второго действия.

"Эпилог" — так назвал свой рассказ Клиффорд Саймак, один из самых знаменитых роботехников мировой фантастики. Ему довелось выпустить в жизнь множество механических существ, но на память прежде всего приходят герои его романа "Город" (1953). И вот спустя двадцать лет Саймак вновь вернулся к роботам — для того, чтобы еще раз с ними проститься. На этот раз, видимо, навсегда.

Мы помним "Город" — эту прекрасную, хотя и чуть наивную, по нынешним временам, сагу о Вебстерах, Псах и Роботах. На всем протяжении книги читатель последовательно прощался с героями доброй и грустной фантазии Саймака. В финале Земля почти опустела, на ней остались лишь загадочные муравьи, построившие свою цивилизацию, да старый робот Дженкинс, бессменный хранитель дома Вебстеров. Созданный примерно в те же годы, что и азимовские роботы, Дженкинс превратился в своего рода эталон. С него писали десятки копий, и он казался таким же незыблемым, как и само присутствие роботов в фантастике.

В рассказе "Эпилог" — наверное, самом грустном из всех, написанных Саймаком, — прощается с Землею и Дженкинс. Цивилизация муравьев развалилась, сами они исчезли неведомо куда, и Дженкинс последним уходит из опустевшего дома. Друзья-роботы прилетают за ним, путь их лежит далеко-далеко, к звездам.

Прощается со своими героями Саймак. Расстается с Землей робот, честно послуживший ей и своему создателю. Но почему-то при чтении рассказа не покидает ощущение, что фантастика прощается с роботами, так же верно служившими ей долгие годы…

Они еще не раз появятся на страницах книг и журналов, однако время их уходит. И все-таки эти странные создания сделали свое дело: в них, как в зеркало, посмотрели на себя люди. Мира роботов создано не было, только новый миф, но и мифы зачем-то нужны, верно?

…И опять из-за сцены доносится тема пролога. Из полуторавековой временной дали звучит голос юной Мэри Шелли, которая в своем озарении предусмотрела, казалось, все: "Мы останемся как бы незавершенными, пока некто более мудрый и достойный, чем мы сами… не поможет нам бороться с нашими слабостями и пороками". И в этих словах ее — вся фантастика о роботах.